Амир Тойя. Сломанный будильник (рассказ)

Ростовский Центральный рынок известен с дореволюционных царских времен, когда здесь господствовали банды разбойников и воров разного калибра. Так как Ростов по праву является воротами Кавказа, тысячи и тысячи людей, проезжая через эти ворота, посещают Центральный рынок. Кто-то купить южных фруктов и овощей, кто-то попадая в сложные ситуации, продать какие-то вещи. На входе в рынок со стороны Московской улицы во все времена стоят ряды продавцов всякой всячины, поэтому и называют это место барахолкой. Здесь можно приобрести буквально все: от старых икон и самоваров, до истоптанных ботинок.

В один солнечный летний день я искал на барахолке книгу В. Пикуля «Каторга». И уже на выходе из рядов, не найдя искомое, вдруг увидел одиноко стоящую бабушку опрятного вида, держащую в руках обычный, самый недорогой, выпущенный еще в советские времена будильник.

Постояв немного в стороне и убедившись, что её странный товар никому не интересен, я решился подойти. Почему-то мне стало как-то не по себе, что же заставило эту миловидную женщину продавать заведомо ненужный и к тому же копеечный товар. На мой вопрос о цене, который как будто бы вывел ее из оцепенения, она очень тихим и приятным грудным голосом, не смотря мне в глаза, как бы стесняясь, ответила:

- Понимаете, он не работает.

- Так, а зачем же Вы его продаете?

- Знаете, может кто-то на запчасти возьмет, - еще больше смущаясь ответила она.

- Ну, хорошо, а за сколько же Вы хотите продать его на запчасти. Ведь должна же быть какая-то цена, - заинтересовавшись ее ответом и понимая, что эту простую русскую женщину на эту вот улицу толкнуло элементарное безденежье, и заранее зная, что она мне скажет, вдруг вспомнил, где уже я встречался с этой женщиной.

 

Это было несколько лет назад. По дороге из Москвы я решил навестить друга, проживающего в одном из городов Центральной части России. Мы договорились, что он будет ждать меня на рынке, который находится на въезде в город. Но так получилось, что я приехал раньше и решил пройтись по рынку в поиске подарков. Бродил я по рядам, совершенно бесцельно убивая время и стараясь найти что-нибудь необычное. Но, увы, рынки в последнее время приобрели совершенно одинаковый вид. Прилавки, заваленные китайским ширпотребом, дешевой одеждой и обувью, не радовали взор, так я и прошел весь рынок, не найдя ничего что бы меня заинтересовало. Выйдя из вещевых рядов, я направился к рядам с продуктами. Взяв меда, орехов и яблок, я уже решил было возвращаться к машине, как мой взгляд вдруг остановился не на аккуратно выложенных грушах и сливах, а на глазах женщины. Она тихо сидела на стульчике и, не в пример рядом сидящим продавщицам, крикливо предлагавшим свой товар, смотрела куда-то в пустоту, как будто бы она находилась на берегу какого-то озера и была далека в своих мыслях, в которые она не хотела никого пускать. Что-то привлекло меня в ней, какое-то непонятное чувство, нет, не жалости, не пустого интереса, а чего-то глубокого, тревожного. Одета она была, как и миллионы наших женщин, в светлое сатиновое платье, с узором, напоминающим баклажаны, правда, почему-то ярко-синего цвета. Поверх платья - застёгнутый на все пуговицы голубой джемпер, а белая косынка, покрывавшая аккуратно заплетённые седые волосы, завершала нехитрый гардероб заинтересовавшей меня женщины.

 

Не в пример другим продавщицам, бойко предлагавшим свой товар прохожим, она выглядела здесь как чужая, взгляд был до того отрешённым, что казалось, если у нее с прилавка заберут фрукты, она и не заметит. Времени у меня еще было достаточно, и мне захотелось с ней поговорить. Что-то было в ней от моей мамы, я уже было направился в ее сторону, как какая-то крашеная блондинка, которой на вид можно было дать сорок, сорок пять лет, подошла и заговорила каким-то надменным, даже властным голосом. Продававшая фрукты женщина, как будто бы вышла из оцепенения и начала тихо оправдываться, потом, сложив в кулек груши и сливы, отдала его подошедшей и сразу не понравившейся мне женщине. Та в свою очередь, закурив дорогую сигарету, взяла пакет, не заплатив и даже не сказав спасибо, пошла мне навстречу. Когда она проходила мимо меня, я посмотрел ей в глаза и увидел то, что каждый из нас видит во взглядах людей, наделенных властью: хамское самодовольство, уверенность в своей правоте и безнаказанности. Скорее всего санэпидстанция или представительница, какой-нибудь проверяющей организации, паразитирующей за счет простого народа.

 

Подойдя к лотку, на который женщина заново укладывала фрукты, я обратил внимание на ее руки с выступившими от тяжелого труда венами и сухожилиями, что не соответствовало ее милому, женственному лицу. Но ещё больше удивили ее глаза, они были когда-то голубыми, а сейчас выглядели выцветшими и такими печальными, что я ничего не смог с собой поделать и задал нелепый вопрос:

- у Вас что-то случилось?

Женщина встрепенулась, видимо, она никак не ожидала такого вопроса и виновато, делая вид, что занята прилавком, ответила очень тихим голосом:

- Нет, нет, все хорошо.

- Да нет же, я вижу, извините меня за бестактность, но я вижу, что что-то происходит. Вы просто напомнили мою маму. Может я могу чем-то помочь?

- Нет, нет, - еще больше растерявшись, ответила она.

- Скажите пожалуйста, как Вас зовут?

И она, наконец-то, посмотрела мне в глаза, и тогда я понял, что не смогу уйти от нее просто так. В ее взгляде была такая печаль, что стало понятно, отчего у нее такие глаза, видимо, они были когда-то веселыми и голубыми, но слезы обесцветили их. Где-то глубоко в них проглядывала пустота, какое-то нечеловеческое горе. Мне стало очень неловко, и я не знал, как вести себя дальше, только знал одно, мне надо постараться помочь ей, или же этот взгляд я не смогу никогда забыть.

_ Сыночек, пожалуйста, не обижай меня. Я вижу ты очень добрый, вот возьми, - с этими словами она положила в пакет груши, - это с нашего, - на этих словах она как будто бы споткнулась, - это с нашего сада, они без химии, я их ни разу не опрыскивала. А видите, какие красивые и аппетитные созрели.

- Извините, и все ж, как Вас зовут, - взяв в руки пакет и положив его на прилавок, с еще большим интересом спросил я.

- Тетя Маша.

- А по отчеству?

- Да, просто тетя Маша, меня все так зовут.

- Ну ладно, тетя Маша. Вы меня, ради Бога, извините за бестактность, Вы напоминаете мне мою Маму, я давно её не видел, и очень соскучился. Мне показалось, что у вас что-то случилось, может, я смогу чем-то помочь. У меня друг живет в вашем городе, он достаточно влиятельный человек, простите, я же вижу, что что-то не так, пожалуйста.

 

Тетя Маша посмотрела на меня печальными глазами и, словно обессилев, присела на ящик из-под яблок, застеленный газетой.

- Ты знаешь, сынок, мне никто не поможет, никто, - и с этими словами она словно ушла куда-то в себя, взгляд ее остановился на прилавке.

- Сынок, а есть ли правда на земле? - отрешенно спросила она.

- Конечно есть, дорогая тетя Маша, и правда, и зло присутствуют В нашей жизни.

- Ну, а Бог-то есть на свете?

- Ну, здесь я не могу ответить, конечно, что-то есть, для кого это Бог, для кого-то Аллах, а я называю его Создателем, конечно же, что-то есть, или кто-то.

- Тогда почему же...

 

Внезапно у меня зазвонил мобильный телефон, в трубке я услышал знакомый голос друга, он извинялся, что сам пока не может подъехать, а послал за мной водителя, который проводит меня в гостиницу. Я ему ответил, что пусть не волнуется и занимается своими делами, поговорив еще немного, я отключился.

- Тетя Маша, простите меня, я сейчас отойду к машине, там меня ждут, а затем можно я снова подойду?

- Конечно же, но только прошу, возьми фрукты, а деньги мне не нужны.

- Ну как же так. Давайте я Вам что-то куплю, колбасы, сыра, пожалуйста, скажите, ведь Вам что-то нужно?

- Нет, сынок, поверь, мне ничего не нужно, у меня все есть, только нет ... - она опять ушла в себя.

Не знаю, что у нее случилось, но, быстро сходив к машине, где водитель друга объяснил, в какой гостинице заказали мне номер, попросил его, чтобы он не волновался, я и сам найду адрес, уговорил его уехать, а сам, не зная почему, опасаясь, что она уйдет, пошел к тете Маше. Прилавок ее заметно опустел. Увидев меня, она как будто бы обрадовалась.

- А я думала, что Вы не придете.

- Тетя Маша, послушайте меня, я сейчас поеду устраиваться в гостиницу, но знаете мне очень, нет, мне просто необходимо с Вами поговорить. Не знаю, что с Вами, но если можно, я завтра приеду мне надо что-то понять ...

- Сыночек, дорогой мой, я вижу ты очень добрый, хороший человек, такие сейчас редко встречаются. Спасибо огромное Вашей маме, мне, правда, очень неловко. Мне ничего не надо, я простой человек, да и домой мне нужно уже.

- Тетя Маша, я очень прошу, можно я Вас довезу, поверьте, мне не сложно, я не могу просто так уехать.

- Машенька, что случилось? Кто это? - видимо, услышав наш разговор, спросила сидящая невдалеке женщина, торговавшая тоже фруктами.

- Да вот, Валюша, племянник заехал, хочет отвезти меня, а мне неудобно его затруднять.

- Племянник, - как-то недоуменно переспросила Валюша и с удивлением осмотрела меня с ног до головы.

Воспользовавшись ситуацией, я взял две сумки тети Маши и пошел в сторону своей машины. Тете Маше ничего не оставалось делать, как пойти вслед за мною.

Когда я открыл дверь, чтобы она села на переднее сиденье, то обратил внимание, как неловко, как будто бы в первый раз, она села на краешек сиденья и положила руки на колени.

 

Выехав со стоянки рынка и узнав, в какую сторону ехать, я спросил:

- А вот Вы сказали, что сами опрыскиваете сад, Вам никто не помогает?

- Сыночек, мне некому помогать.

- А дети, муж, родственники?

- Я совсем одна на этом белом свете, - сдавленным от слез голосом ответила тетя Маша - А когда-то у меня было все: и любимый муж, и любимые дети, но Вы знаете, почему-то она называла меня на вы, - Вы знаете, судьба, или как там ее назвать, - она опять задумалась, затем вдруг очень внимательно посмотрев на меня спросила:

- А сколько тебе лет сынок?

- Тридцать четыре года.

- Ты 1961 года рождения, - немного подумав, продолжила она, - у меня сын был, его Юрий звали. В честь Юрия Гагарина назвали с Николаем, это с мужем, царствие небесное. Юра был у нас вторым. В девять лет его убило током, когда он возвращался из школы и решил пройти через территорию завода. Так намного ближе. Он много раз так делал, да и многие так делали, но в тот день директор решил заделать отверстие в заборе, а для страха еще и ток туда подсоединил, а Юрка, он шустрый был, хотел удивить всех вот и удивил. Когда я прибежала, его уже сняли с проводов, на нем ещё одежда дымилась.

- А старшего Сашеньку, - продолжила тетя Маша - в армии танком на учениях раздавило, так и похоронили его в цинковом гробу, даже лица не показали. Хороший он у меня был, добрый, заботливый, домовитый. Его Николай всему научил и по хозяйству, и за младшими детьми ухаживать, и стулья он сам делал, до сих пор в доме стоят, я, бывает, сяду и, словно вчера Сашенька стругал их, даже запах сосновой стружки чувствую. Так и сижу одна-одинешенька, деточек своих дорогих вспоминаю ... И плачу, плачу, - её взгляд остановился на ручке, открывающей двери, и она снова ушла в себя.

- А Николай, муж мой, на заводе работал, - вдруг начала она, выйдя из своих, видимо тяжёлых мыслей, мы с ним вместе всю жизнь там проработали. Он токарем, а я сборщицей на конвейере. Наш завод разные агрегаты на комбайны делал, и дочка там же работала. Красивая она у нас была, стройная, волосы волнистые, лицо светлое, открытое, прямо королева. Сын директора за ней ухаживал.

 

Попросилась с ним на море съездить, но оттуда в гробу ее привезли, может, слышали, там то ли шторм какой-то был, то ли тайфун. Она у нас мечтательная была, смелая, говорят, на берегу стояла, на волны смотрела, и вот какая-то большая волна утянула ее, через три дня только нашли.

Такая умница была и красавица. Муж, когда узнал, сердце не выдержало у него, так и упал замертво, тромб, говорят, оторвался, любил он её очень, всё готов был для доченьки сделать. Так и похоронила их двоих в один день. Весь завод пришел прощаться с ними, а я даже не помню всё в тумане было, словно не со мной, тела своего не чувствовала, не моё оно было. Не знаю, как я выдержала, жить вовсе не хотелось.

у меня еще сынок оставался младший, он тогда восьмой класс только закончил, ради него и осталась, а так хотела руки на себя наложить. Директор пообещал его выучить за счет завода, направить в Москву, чтобы он хорошую специальность получил.

- Вот здесь направо, вон моя зеленая калитка. Может, зайдете, я Вас чаем с малиновым вареньем напою, - внезапно прервав свой рассказ, предложила тетя Маша.

 

За все время я не проронил ни слова, все думал, как же она смогла выдержать все это.

Я читал, слышал о многих трагических судьбах, но они воспринимались как-то иначе, не трогая те личностные струны души, прикосновение к которым, наполняет нас чем-то тяжелым и чёрным, А здесь, рядом со мной, была женщина, которая в своей жизни пере несла столько страшных испытаний. А кто я? Какое я имею право ее расспрашивать, влезать в ее жизнь, беспокоить. Мне было так неловко, но она уже открыла калитку и ждала меня с таким видом, что мне ничего не оставалось делать, как, закрыв автомобиль, пойти за нею.

 

Небольшой домик стоял в глубине двора, к нему вела неширокая забетонированная дорожка. Справа по ходу был посажен огородик, где росли помидоры, огурцы, петрушка. Все было четко разбито по квадратам, и не было видно ни одной сорной травинки. Слева была ухоженная клумба, в которой цвели белые и красные розы. Вдоль тропинки росли хризантемы, но они еще не цвели, только кое-где уже появились еле заметные бутончики. Слева от дома вся заплетенная виноградом стояла беседка, в нее то и привела меня тетя Маша. Я не успел как следует рассмотреть сад, который занимал всю оставшуюся площадь, как на столе уже стояла посуда, варенье, мед и печенье.

Мне не терпелось услышать, что же было дальше в судьбе этой душевной, милой и такой простой женщины, но как продолжить разговор, я не знал. После того, как ароматный чай был разлит по чашкам, она внезапно сама продолжила его.

 

Начала со своего детства, точнее, с воспоминаний о войне. Как они жили в оккупированном городе, как погиб ее отец где-то в Запорожской области, как мама воспитывала ее и младшего братика. Машеньке тогда было 14 лет, и ей приходилось уже работать наравне со взрослыми, чтобы про кормить брата и внезапно тяжело заболевшую маму. Там же на заводе, она познакомилась с Николаем, пришедшим с фронта двадцатишестилетним парнем. Но так получилось, что и он, и она были такими стеснительными, что только после трёх лет знакомства Николай сделал ей предложение. Но свадьбу пришлось отложить, так как Машенькина мама умерла. Все эти годы она не поднималась с постели. Маша тяжело переживала потерю мамы, но вслед за этим горем нагрянуло другое. Младшего брата призвали служить в армию, а через три с половиной месяца он погиб где-то в Венгрии, подорвавшись на мине, которая осталась после Второй мировой войны. Николай был всегда рядом, помогая ей пережить навалившееся на Машеньку горе. У нее никого не осталось на всем белом свете, только один Николай.

Свадьбу они не играли, просто как-то отпросились с работы и расписались в ЗАГСе. Через год появился сыночек Сашенька, а затем и Юра. Воспитание детей, работа наполнили жизнь Маши заботами и радостями. И так ей было хорошо, что она себя считала самым счастливым человеком.

 

И вот пришла первая разрывающая сердце беда, погиб Юрочка, только начала утихать боль, как смерть Саши вырвала часть души, потеря мужа и дочери должны были, вроде бы, добить её, но она вытерпела, выстояла под тяжелым натиском судьбы.

Часами стояла перед иконами и молилась, спрашивая у Бога, за что это ей, ведь она ничего в жизни не сделала плохого. Всю жизнь она несет непосильную ношу, так почему же и за что он ее наказывает, не давая опомниться.

Лучше бы у нее жизнь забрал, чем у детей. В последние годы не было ни одной ночи, чтоб она не проливала горьких слез. Но злой рок преследовал ее. И вот одна единственная родная душа осталась, ее младший сынок, ее последняя надежда, ее Василечек. Каждую секунду она с тревогой думала о нем. Где он? С кем он? Она не отпустила его в Москву, хотя многие уговаривали, но она не могла представить, что сможет расстаться с ним хоть на день. Он был единственным смыслом её жизни. Ни одного молебна она не пропустила и молилась в церкви, молилась дома, молилась на работе.

 

А Васенька вырос, ему было уже восемнадцать лет, он был не по годам развит физически и не по возрасту умен. Уважали его везде: на улице, на работе, на том же заводе, где работала Маша. Его любили за безмерную любовь к матери, которая проявлялась буквально во всем. Он ее слушался и старался не беспокоить, хотя в этом возрасте это мало кому удается. И вот, как гром среди ясного неба, пришла повестка в армию. Мать побежала к директору завода и, став перед ним на колени, начала умолять, чтобы он помог и Васеньку не забрали в армию.

Директор поднял ее с колен и пообещал, что если она согласится отправить его учиться, то он напишет какое-то письмо в военкомат и тогда ему дадут отсрочку. А за это время Вася поступит в вуз, по окончании института, он снова возьмет его на завод на хорошую должность. На крыльях счастья она прилетела домой, рассказала все сыну, который не очень был доволен, но перечить матери не стал. О, если бы она знала, если бы могла только представить, какую ловушку приготовила в очередной раз судьба...

Она как раз возвращалась из церкви домой, когда услышала в автобусе, что в Москве на какой-то станции метро прогремел взрыв. Сердце так екнуло, что она с трудом удержалась на ногах. Где-то глубоко, глубоко в душе она уже понимала, что не могла судьба пройти мимо нее, чтобы не ударить больно, смертельно больно.

 

Так получилось и на этот раз, в который раз и последний раз. Опомнилась она в больнице. Врачи, словно специально, назло вытащили ее из клинической смерти. Сердце остановилось не в силах больше терпеть, и целых четыре с половиной минуты она была счастлива, но потом какая-то сила вернула ее в эту страшную реальность. Её душа с радостью летела в залитом солнечным светом тоннеле навстречу радости.

Это невозможно объяснить словами, но она была уверена, что через мгновения она увидит самых родных людей и уже готова была раскинуть руки, чтобы обнять своих детей, брата, мужа ... Но ее измученное тело, вопреки её желанию, врачи вытянули из тоннеля, назад в бессмысленную и опостылевшую жизнь. А душа, душа, видимо, осталась где-то там, в светлой массе, влекущей в радость той жизни, которую она почувствовала в конце тоннеля.

- Так вот, сынок, ответь, есть ли правда и вообще, есть ли Бог, а если он есть, то за что он так со мной, за что он так с нами ... - и тут она заплакала, так горько заплакала, я никогда в жизни не видел, чтобы кто-то так плакал.

 

Со своими знакомыми, деньгами, понятием жизни, я почувствовал себя таким слабым и маленьким рядом с этой простой русской женщиной с красивым и добрым лицом, как у моей Мамы.

 

- Да мне хоть на хлеб, - из воспоминаний меня вывел голос женщины, продававшей неработающий будильник, - или на полбулки, - еле слышно каким-то странным надломленным голосом промолвила милая женщина.

Да, это она, это она, простая русская женщина, каких миллионы на нашей земле. С истерзанными сердцами, в поисках справедливости, в поисках Бога и с душою, которая рвется куда-то туда, где существует понимание правды, понимание счастья, но, увы, их туда пока не пускают, не пришло еще время.

Ни слова не говоря, я взял будильник и вместо него вложил в руку женщине сто рублей. Она с удивлением посмотрела на меня выцветшими от слёз голубыми глазами.

Но я, резко развернувшись, пошел прочь. Я очень боялся, что она меня спросит: «А есть ли Бог? А если есть то за что он так с нами?»

 

Сломанный будильник я положил в комод и забыл о нем. Однажды ночью внутри будильника что-то щёлкнуло, и он громко зазвенел, перепугав детей и меня.

К чему бы это?