Владимир Ершов. Нет музыки в дыханьи океана...

А А А

 

*  *  *
 
                                      Алевтине
 
Владимир ЕршовНет музыки в дыханьи океана,
Нет цели бегу пенистых валов,
Но слышен мерный стон Левиафана,
Порой переходящий в тяжкий рёв,
 
Как нет в словах таинственного смысла -
Лишь перьев скрип, да чёрной туши след,
И только целые здесь правят числа,
И есть лишь слово «Да» и слово «Нет»,
 
Как нет любви в ритмическом движеньи
Горячих тел,
в кипении страстей -
Не страсти нас ввергают в искушенье,
А души не родившихся детей.
 
Весь дольний мир совсем не так устроен,
Нам правду не объявят никогда!
Любимая, вчера погибла Троя,
В огне любви сгорают города...
 
А мы лежим у линии прибоя,
И в каждом «Нет!» твоём я слышу «Да!».
 
 
1 августа 2010 г.
Танаис
 
 
*  *  *
 
 
Последние дни уходящего мира,
И гарь на стерне, словно пятна на солнце.
Дичает моя городская квартира,
Пылится на полке виниловый Моцарт.
 
В полынном угаре сгорают Плеяды
Уж длится изгнанье вторую неделю,
И душная ночь бредит гулкой прохладой,
Как в клубе фо-но озорством Амадея.
 
Укрыться б куда-то от этой Вандеи,
Но тени не даст ни ветла, ни осока,
И речки степные вползают, как змеи,
Под камни, под корни, под берег высокий.
 
И что здесь ищу я, нет знака мне свыше,
И что потерял здесь, не скажет Сивилла,
И только одна камышовая крыша
Спасает от гнева дневного светила.
 
3 августа 2010 г.
 
 
*  *  *
 
                             Владимиру Бабушкину
 
Вблизи от меотийских струй,
Вдали от денежных потоков
Напрасно всё, как ни бунтуй -
Осталось думать о высоком.
 
Закрой ладонями лицо,
Таи печаль высоких знаний,
Ведь всё наследие отцов -
Лишь стопка подписных изданий.
 
А там, лишь только дотянись,
В шкафу отца, за дверцей дальней,
Мундир, впитавший пыль столиц,
Да поминальный звон медалей.
 
13 июля 2010 г.
Танаис
 
 
*  *  *
 
 
Азовские степи – предбанник Сахары,
Мелеют Донцы и Морские Чулеки,
Парят над землёю стада и отары
И млеют в чапанах туристы-узбеки.
 
Уже не спасает ни близкое море,
Ни недра старинного полуподвала -
Июль дышит жерлом, как крематорий
И плавятся камни речного причала.
 
Нигде не найти ни спасительной тени,
Ни полузабытой убогой криницы…
Уж нет ни любви, ни тщеславных стремлений,
Одна лишь мечта – в облаках раствориться.
 
 
(Северский Донец, Мёртвый Донец, Морской Чулек - притоки и протоки Дона)
 
*  *  *
 
Поставь вино на медленный огонь -
Ты чувствуешь, как с гор течет прохлада?
Дай мне свою озябшую ладонь,
Мне больше ничего не надо.
Густеет тьма.
Затеплились огни.
Дудук скорбит над безымянной кровлей.
Как медленно сгорают наши дни
В сей, богом позаброшенной, юдоли.
Мы слышим крик гортанный пастуха,
Пьем горечь можжевелового дыма,
И жизнь стоит - безлюдна и тиха,
А раньше, помнишь, проносилась мимо.
Гори,
гори, последняя звезда,
Пока молчат на рейде пароходы.
Люблю тебя, но нет, не навсегда -
На долгий миг печали и свободы.
 
 
*  *  *
 
 
Я правил повозкой, ты рядом сидела,
В прожженную трубку табак набивая.
Полоска заката почти отгорела
И нам улыбнулась звезда кочевая.
 
Нам путь освещали ночные зарницы
И степь к побережью катилась полого.
Повозка скрипела, мне было за тридцать,
И я не боялся ни черта, ни Бога.
 
Я правил повозкой почти что вслепую,
Я молнии пил сквозь закрытые веки,
А где-то в степи киммерийская буря
Гнала пред собой чернозем и кермеки.
 
Я бросил поводья—и кони помчались,
И ливень хлестал полотняную кровлю,
И мы, словно в лодке, в обнимку качались,
А кони храпели, предчувствуя волю.
 
И мы умирали, чтоб тут же воскреснуть,
Чтоб плакать и петь между битв и братаний,
Сшибались, как реки в горах, наши чресла,
И стон первородный клубился в гортани.
 
О, сколько ж должно в наших душах вместиться
И щедрой любви, и прожорливой страсти,
Чтоб так вот безгрешно, как свечи, светиться
От самых истоков родов и династий.
 
Любимая, помнишь, в библейском покое
Как малые дети, проснулись с тобою—
Брели еле-еле усталые кони
Под мерные залпы морского прибоя.
 
 
Вечерний рынок
 
Бредем впотьмах, среди корзин и крынок.
Так ветрено, что хочется курить.
Вся родина моя - закатный рынок -
Все продают, да нечего купить.
 
Мы суетливы, как плебеи Рима
С неистребимой тягой к грабежу -
Фонарь патрульный просигналит мимо,
Но лишь добавит тьмы и куражу.
 
В тупой тоске - нездешней, беспричинной,
Забыв свой меч и не надевши крыл,
Трясясь верхом на бочке керосинной
Трубит в рожок небритый Гавриил.
 
Горят костры, как в дни переворотов
И люди молча на огонь глядят.
Там, у огней, как древние народы,
Убогие на корточках сидят.
 
Гляжу на мир с печалью пилигрима -
Спроси, зачем - и я не расскажу,
Но то, что вижу в рваных клочьях дыма,
Сопутствует войне и мятежу.
 
Гори, сгорай, хламье закатных торжищ,
(Так некогда горел и древний Рим)
Зови, сзывай своих калик и бомжей,
Дуди в свой рог, похмельный серафим.
 
А я стою, докуривая "Приму",
Который год не в силах докурить,
И все гляжу, гляжу куда-то мимо,
Словно ищу, кого благодарить.
 
*  *  *
 
Куда спешишь по вечерам?
Нахичеван, Нахичеван...
Закат почти не различим—
Давай с тобою помолчим.
В тени дворов, в базарный зной
Откуда вечный траур твой?
За что бичует, скуп и сух,
Протяжный взор твоих старух?
Нахичеван, Нахичеван,
Настало время начинать.
Ссуди мне горсть затертых дней
Гортанной памяти твоей.
Нахичеван, Нахичеван,
Где ты сегодня ночевал?
Куда летит в алмазной пыли
Армянский принц в автомобиле?
 
 
*  *  *
 
Наугад Геродота открою,
Пыль смахну с потемневших страниц-
Нас заносит песком, словно Трою,
И чужие костры у границ.
 
Этот мир, как и прежде, непрочен,
Но чем ближе-тем выше волна.
Что ни лист-то помарка, то прочерк,
Что ни год-то орда да война.
 
Нам когда-нибудь это зачтется,
Ну, а нынче, куда ни взгляни:
Как во время затмения солнца
По домам зажигают огни.
 
Нас заносит песком, словно Трою-
В дымной мгле ни огней, ни станиц.
Ветер цвета запекшейся крови
С веток гнезда сбивает и птиц.
 
Дикий ветер, шершавый, сугубый,
Коренных керуленских мастей,
Разрушает, как кариес зубы,
Стены редких степных крепостей.
 
Нет, не ветер,
Но грозный всевышний,
Как железную книгу времен
Все листает железные крыши
И уже обречен Илион,
 
И уже не появится пахарь
На облезлых верблюжьих холмах...
И хрустит-кому соль, кому сахар-
Азиатская пыль на зубах.
 
1984
 
 
 
Было интересно? Скажите спасибо, нажав на кнопку "Поделиться" и расскажите друзьям:

Количество просмотров: 2904



Комментарии:

Если Поэт нуждается в оценке читателя, то вот она: хорошие,

запоминающиеся стихи. Они могут достойно украсить любой

сборник донской поэзии.

 

Если поэт нуждается в скупке -- он нуждается и в оценке (говоря абстрактно, ни на кого не указывая монитором). А если он не нуждается ни в скупке, ни в оценке, -- он, скорее всего, просто нуждается.

А какое это имеет отношение к Поэту, о котором речь?..

Социально-экономический статус не позволяет мне давать оценок поэтам, поэтому ададский  комментарий я связал никак не с поэтом, а всего лишь с читательским комментарием 'lucus'. В том прозвучало слово "оценка", давшее повод для абстрактной беззлобной шутки. Только и всего.

 

 

 

Отправить комментарий


Войти в словарь


Вход на сайт

Случайное фото

Начать худеть

7 уроков стройности
от Людмилы Симиненко

Получите бесплатный курс на свой e-mail