Владимир Морж

ВВЕДЕНИЕ ПЕРВОЕ

Словарь Д.Н.Ушакова говорит о «графомании» так: это «психическое заболевание, выражающееся в пристрастии к писательству, у лица, лишенного литературных способностей». Какое-то странное «психическое заболевание»! Оно поражает только тех, кто лишён «литературных способностей»! И почему это психическое заболевание не может встречаться у лица, не лишённого литературных способностей? А если этот, не лишённый, вдруг спятит, то каким словом его называть?

Большая энциклопедия по психиатрии В.А.Жмурова даёт не менее странное определение: «патологическая страсть к многописательству, большей частью банальному или даже бессмысленному по содержанию, иногда весьма претенциозному или связанному с патографией». Получается, что «графоманское» «многописательство» может быть банальным, а может и не быть банальным, может быть бессмысленным, а может быть вполне осмысленным, иногда претенциозным, а иногда скромным и т.д. Так каким же оно не может быть?!

Дальше – больше.

К графоманам относят сутяг и политиканов, эротографоманов и пр. Круг людей, страдающих графоманией так широк, что иногда кажется, что мы все больны графоманией! Граффити на стенах лифтов, домов – явный признак психического заболевания. А самый яркий пример острого приступа графомании – Болдинская осень! А как называть лиц, занимающихся созданием социальных законов? Хотя и патологическое, возведённое в профессионализм, коллективное творчество Государственной Думы, Сената США, ПАСЕ и т.п. и нельзя назвать рецидивом психического заболевания, то уж графоманским – вполне (по количеству, качеству и целям в полном соответствии с определением в словаре Д.Н.Ушакова).
Но я вовсе не хочу влезать не в свою епархию. Пусть психиатры сами мучаются со своими болезненными определениями и определёнными болезнями.

Просто хочу заметить, что грани между диагнозом «графомания» и «психически здоров» настолько размыты, то за дело нужно приниматься только медицинским работникам. И если называешь кого-то «графоманом», то нужно предоставлять, помимо диплома врача, подтверждающие заболевание результаты обследования пациента.
Правда, обязательно наткнёшься на принцип «неразглашение врачебной тайны». А это самое «разглашение» – это уже уголовно-наказуемое деяние.

ВВЕДЕНИЕ ВТОРОЕ

«Что вы! – заявят мои уважаемые воображаемые оппоненты. – Мы и не думали ставить диагнозы «плохим» поэтам и писателям! Просто зачастую их творчество смахивает на творчество душевно-больных людей!»
Получается, что, назвав имярек «графоманом», мы сталкиваемся с понятием «оскорбление личности», упомянутым в «Декларации прав человека» и Уголовном Кодексе. А это тоже нехилое правонарушение. И действительно, если назвать имярёк «графоманом» (т.е. «душевнобольным»), а он таковым не является, то имярёк это может резонно посчитать оскорблением и подать в суд.

Более того. Например, когда меня называют «графоманом», у меня начинается гомерический приступ, холодеют конечности, нормализуется давление (это смерть для гипертоника), падает до среднечеловеческого пульс, а после начинает болеть от смеха затылок. Любому терапевту совсем не трудно связать факты оскорбления и наступления болезненных симптомов, для устранения которых потребуется дорогостоящее и длительное лечение. Поэтому, помимо обвинения в оскорблении личности, преступнику будет вменено в обязанность возместить в денежном выражении нравственные и физические страдания.
Так стоит ли так рисковать?

ВВЕДЕНИЕ ТРЕТЬЕ

«Что вы! – продолжают мои придуманные мною оппоненты. – Дело в том, что словом «графоман» в ироническом смысле называют «бездарного, но плодовитого писателя»!»
Другими словами, «графомания» – это типа термин литературоведения? Поэтому и взятки гладки?
А фигушки. Нет такого термина. Это самый настоящий оскорбляющий честь и достоинство жаргонизм.

Существуют такие термины, как «наивное искусство», «примитивное искусство». И, кстати, в искусствоведческом термине нет ни капли иронии или какого-то негатива! В отличие от упомянутого мною выше жаргонизма.
Наивное искусство в живописи давно является предметом не только детального изучения, но и восхищения. Представить себе восхищение от «графоманского» произведения?.. Но это факт! Таковое почему-то в литературе не сложилось... Загадочное, странное обстоятельство!

НЕ СЛОЖИЛОСЬ?

Несмотря на негативную обиходную оценку одними авторами творчества других авторов, литературоведы на полном серьёзе изучают примитивную литературу!

Известный искусствовед В.Н.Прокофьев отмечает существование «третьей культуры» – «однажды возникшей, исторически развивавшейся в изменчивых и зыбких, но все же уловимых границах между фольклором и учено-артистическим профессионализмом, постоянно взаимодействовавшей и с тем, и с другим, порой рискуя в этом взаимодействии потерять собственное лицо, но в конечном счете обладая где-то в глубине прочным центром самотяготения» (http://ec-dejavu.ru/p/Primitivism.html). В.Н.Прокофьев, как это водится, всё поставил на голову. Но об этом позже.

К.ф.н. Д.М.Давыдов, изучая феномены, традиционно считающихся маргинальными, выде­ляет в области, «лишенной строгих дефиниций в рамках литературоведения» такие понятия, как «наивное», «примитивное», «примитивистское», «инфантильное», «детское», «дилетант­ское», «графоманское», «любительское», «провинциальное», «субкультурное», «девиантное», «аутсайдерское». И при этом делает немаловажное замечание, что упомянутую маргинальность, как «предрассудок», «современная гуманитарная мысль с успехом преодолевает»(http://www.dissercat.com/content/russkaya-naivnaya-i-primitivistskaya-po...). 

К перечню Д.М. Давыдова можно спокойно присовокупить эпигонство, «парафольклорные» формы (песенники, альбомы), произведения «тюремной лирики» и т. д.
Оказывается, как говорит Д.М.Давыдов, «понятия «наивное», «примитивное» имеют давнюю историю, на протяжении которой значение их менялось и корректировалось.» И.Кант, Ф.Шиллер, А.Шлегель, В. фон Гумольдт, Ф.Шеллинг и др. на полном серьезе ещё с XVIII века изучали «наивность» в литературе. И главное: им и в голову не приходило обзывать авторов, пишущих этот самый «наив»!
 

«Но всё течёт, всё изменяется!» – резонно заметят мне мои придуманные оппоненты.

Доктор искусствоведения К.Г. Богемская по этому поводу замечает, что «термин «примитив» был делегирован в прошлые века, как только... были признаны нормативными эталоны художественного мастерства, созданные античностью и Ренессансом... В XIX столетии этот термин прилагался к творчеству итальянских художников раннего Возрождения... Примитив вошел в историю искусств как антипод мастерства, учености в искусстве. Ныне к Джотто и художникам его эпохи термин «примитив» уже не прилагают. Область его значений переместилась» (http://www.scribd.com/doc/75264166/---).
Удивительная трансформация! То, что мы сегодня называем «графоманством», в будущем может оказаться эталоном в литературе!
 

«Сущность примитива такова, – продолжает К.Г.Богемская, – что в круг его попадают в первую очередь явления, возникающие в момент смены одной большой стилевой системы другой, когда привычная кодификация ослабевает, процесс нового формообразования как бы разливается в ширину, прихотливо ломая и трансформируя прежние структуры, рождая новые сочетания, функционирующие теперь на уровне анонимного интегрированного искусства.»

Вот вся разгадка пресловутого «не сложилось»! Разве не отмечалось широкое развитие «примитива»  в искусстве в конце XIX – начале XX века (Г.Аполлинер, А.Арто, А.Бретон, Д.Бурлюк, П.Гоген, Н.Гончарова, М.Дюшан, А.Жарри, В.Кандинский, П.Клее, А.Крученых, МЛарионов, К.Малевич, Ф.Марк, В.Марков (Матвейс), Ф.Пикабиа, А.Скрябин, Т.Тцара, В.Хлебников, Д.Хармс, К.Швиттерс...)? И не наблюдаем ли мы нечто подобное сегодня?

Литературоведы исследуют примитивные и примитивистские произведения в творческом наследии Н.В.Гоголя, И.З.Сурикова, B.C.Соловьева,  A.M.Ремизова, М.А.Кузмина, В.Хлебникова, Д.Д. Бурлюка, М.М.Зощенко,  А.П.Платонова, Н.М.Олейникова, Н.А.Заболоцкого, Д.И.Хармса, А.И.Введенского, E.Л.Кропивницкого, И.С.Холина, О.Е.Григорьева и др.
Так что тот, кто хочет кинуть камень в «графомана», рискует попасть в Гоголя или Зощенко. А это уже не какое-то там нарушение Уголовного Кодекса!

К.ф.л. А.В.Иванов в автореферате «Поэтика примитива в русском авангарде XX века» утверждает: «Примитив представляет особый тип культуры, имеющий собственную эстетику и граничащий с фольклором и учено-артистичеким искусством». Вот она, «третья культура»!
Феноменом примитива интересуются социологи: исследуются массовая, «тривиальная», «бульварная», «формульная», коммерческая литература, массовое чтение и т.п. Но эта интереснейшая область – вне темы статьи.

ЛИТЕРАТУРНОЕ ПРОСТРАНСТВО

К.к.н. М.А. Бондаренко в современном литературном процессе выделяет два главных субполя:
- профессиональная словесность (художественная литература);
- непрофессиональная (дилетантская) словесность, в которой отмечает три суб­поля: «наив», «детское творчество» и литература «секуидарная (меди­альная)», т.е. «неумелая, клишированная, ориентированная на воспроизведение профа­ниро­ван­ных канонов» (http://magazines.russ.ru/nlo/2003/62/bond.html).

М.А. Бондаренко «упустила» субполе фольклора. И тогда получается, что «непрофес­сио­нальная (дилетантская) словесность» – это, скорее, узкое субполе, существующее между профессиональной словесностью и фольклором.
Как бы не так! Всё как раз наоборот! Именно из примитивного ПОЛЯ вычленилось субполе фольклора, а потом, значительно позже, - субполе «профессиональная словесность»! Это и превратило ПОЛЕ примитива в субполе! И получается, что те, кто хает «графоманов», хает основы основ словесности и искусства вообще!

В любом случае примитив – явление в литературе, а не «шлаки». Его существование естественно, отмахиваться от него нельзя. И относиться к нему нужно несколько иначе, чем к профессиональной словесности. Примитивный текст даже публиковать следует, минимально подвергая его правке. Литературная корректировка (подгонка под некие сиюминутные каноны) разрушит наивное произведение, превратит его в безликую штамповку (в чём затем «графоманов» со смаком и обвиняют).
Превращение «гадкого утёнка» от наива в «профессионала» – неблагодарное действо. Заклинания, попытки «учить» чаще не приводят ни к чему. И тем не менее, примитивная словесность логично тяготеет к субполю профессиональной литературы (если не наоборот).

Однако, как объяснить такой факт, что в творчестве профессиональных литераторов обнаруживаются штрихи, характерные для наивной словесности (М.М.Зощенко, С.З.Федорченко)? И это «примитивное» воспринимается как фольклорное! Фактически в их произведениях очень сложно вычленить «своё» («профессиональное») и «чужое» («графоманское») слово. Это потому, что из примитива растут ноги примитивизма. Вымышленные Прутков, Лебядкин или Шляпников, реальные В.Хлебников, Д.Бурлюк, Д.Хармс, Н.Олейников, Н.Заболоцкий, В.Высоцкий, Э.Лимонов, В.Гаврильчик, О.Григорьев – напридумали столько примитивизма, что литературу вообще невозможно без него представить.

Но это уже совсем другая история...
Которая разве не о пресловутой «графомании»?

Март 2012