Игорь Ситников. По Дону на вёслах (путешествие от Цимлы до Ростова)

 

«Дикарём» можно стать и в детстве. Например, в два года. Когда, набив старенький «Москвич» туристическими причиндалами, родители летом увозят тебя к любимой реке, выбора не остаётся!

Детская эмалированная ванночка с донской водой, под раскидистой серебристой ивой, становится твоим личным бассейном на краю крутого берега. Отсюда хорошо видны чайки в небе. Маленькие рыбачьи лодки с той стороны. Тупоносые баржи. Волнистые следы их ленивого хода. Скоро эти длинные борозды разглаживаются и, если нет ветра, широкая прозрачная донская гладь на время становится зеркальной, отражая весь мир и всю бесконечную жизнь вокруг.

Годом позже у костра тебе уже дают подержать длинную бамбуковую штуковину, и ты от счастья громко зовёшь её «лыбалка»! Потому, что слово «удочка» не может передать всего восторга маленького сердца!

Ты снова подрос. А потому ранним утром, в палатке или летнем домике, спросонок, уже понимаешь, что за звук только что тебя потревожил. Пронзительный дискант моторной лодки, мощный баритон крылатого «Метеора» или утробный глас огромного сухогруза.

Исполнителя басовой партии приходится долго ждать. Речной гигант степенно выползает из-за дальнего поворота, а затем, развернувшись носом к тебе навстречу, приближается равнодушно и неотвратимо.

Дальше, нужно не отрываясь смотреть, как судно жадно засасывает под себя воду. Его ненасытный глоток обнажает берег, заставляет биться на отмели серебристых мальков, тащит в глубину водоросли и ракушки.

На палубе корабля гора брёвен до неба. Словно объевшийся толстяк, лёжа на спине, обхватив пузо руками, сухогруз медленно плывёт, еле умещаясь в русле. Как бы поддерживая нижнюю часть корпуса, в том месте, где крутятся винты, неотступно шествует за кормой высокий водяной бугор.

С него сходит пологая, стремительная волна. Мутным селевым потоком она врывается на пляж, рушит песчаные замки, похищает надувные матрасы, рвёт с привязей рыбачьи лодки, заставляет мам пугаться и звать к себе детей.

Плавучий монстр, едва протиснувшись между путеводными бакенами, медленно скрывается за поворотом. А река ещё долго не может прийти в себя от тяжести непосильного груза. Дон, успокаиваясь, какое-то время шумно дышит стеснённой в берегах грудью. Часто двигает рёбрами высоких волн. Потом устало засыпает до следующей побудки.

Крепко обнявшись, неспешно и беспечно идут вдоль берега отпускные дни.

Мама, красивая и молодая, жарит на походном примусе рыбу. С берега зовёт отец. Он сажает тебя на плечо, громко смеётся и легко трогает рукой небо с белыми облаками.

Река течёт и течёт.

А ты взрослеешь и в летнем спортивном лагере влюбляешься уже не в одноклассницу, а в студентку - практикантку. Подолгу сидишь с ней на берегу, ходишь босиком по ночной воде. Вдруг оказываешься перед томительным выбором на безлюдной тропинке в густых зарослях ивняка. А наутро, поймав попутку, сбегаешь домой, не в силах пока всё это одолеть.

Навечно остаётся в твоей копилке побед и поражений, неловкость вины, стыд полудетского испуга, имя девушки, запах её духов и тихий плеск донской волны под ногами.

На следующий год река встречает тебя, как ни в чём не бывало. Принимает снова и снова.

После, Дон тихо сворачивает в сторону и уходит.

Не заметив потери, ты продолжаешь путь. Встречаешь другие моря и реки. Годы складываются в десятки. Мелькают на путевых столбах цифры сакральных юбилеев.

И вдруг, из-за очередного дорожного поворота, внезапно показывается знакомый с детства берег.

Ты сходишь с привычного пути. Бежишь. Сбрасываешь обувь. Снимаешь одежду. Подходишь к воде. Садишься на песок и понимаешь, что ни куда не уйдёшь. Останешься. Не тронешься с места, пока не обнимешься с любимой рекой. Будешь тихо просить у неё сил на оставшуюся дорогу. И река согласится помочь. Ведь не зря её живое течение так похоже на Время.

 

* * *

Делай как я!

 

Поход начинается с желания отправиться в путешествие.

Определились? Решили? Значит вы уже в пути.

Сначала найдите надёжного спутника. Ну, этакого местного Фёдора Конюхова, которому суша кажется временным пристанищем, а плотницкий инструмент и судовой такелаж привычнее офисного кресла и компьютерной клавиатуры.

Моего напарника зовут Юра, можно Михалыч, по отчеству. И если кто-то родился в лодке под парусом с веслом в руках, то это конечно он.

Юра сам строит байдарки и другие малые суда, какие захочет. Катает в них туристов по Дону и, думаю, в тайне мечтает смыться к чёртовой матери в одиночную кругосветку, когда Бог даст попутного ветра и подкинет средств на постройку нужной лодки.

Думаю, что и в мои скифские жилы веков этак двадцать назад щедро плеснул своей бродяжьей крови, какой ни будь греческий аргонавт, доплывший с друзьями до края Меотиды (так раньше звалось наше Азовское море). Там, в портовом городе под названием Танаис, он влюбился в своенравную степнячку. Результатом их нежных отношений видимо и стало моё, непреодолимое с детства, желание пройти по Дону на вёслах от Цимлянского водохранилища до Ростова.

Судьбоносные пути бывают иногда окольными. Иначе, зачем скажите, вслепую приближаясь к мечте, мне было редактировать газету Ростовского-на-Дону Морского Собрания и издавать современную летопись Ростовского порта?!

Но случайности не случайны. Ведь в итоге речники помогли нам с Юрой организовать экспедицию, которая счастливым образом совпала с двухсот семидесятилетием Ростовского порта и даже возымела в Южной столице небольшой общественный резонанс.

Читателю я не рекомендую повторять этот извилистый путь. Нужно просто найти напарника и байдарку.

Затем, привязав судёнышко к крыше седана, закидывайте рюкзаки в багажник, влезайте в салон и отправляйтесь в путь. Поверьте, так будет гораздо проще.

Поехали.

* * *

По суше

 

От областного центра до места нашего старта километров 300, если ехать левобережьем, по Волгодонскому шоссе. Чтобы финишировать на городской набережной у памятника адмиралу Ушакову, мы сначала едем от Ростова к старту у плотины Цимлянской ГЭС, на автомобиле. Нас подвозит сын Михалыча. Сочувствующие родственники – большое подспорье для туризма. Саша кандидат в мастера по парусному спорту (кто бы сомневался при таком-то папе) и благодаря ему мы тратимся только на горючее, а не нанимаем специальный транспорт.

Опытный путешественник всегда старается оптимизировать расходы. Вы, наверное, удивитесь, если узнаете, что пятидневное путешествие, вместе с технической подготовкой и транспортировкой судна, экипировкой и питанием экипажа, обошлось нам примерно в двадцать тысяч рублей (триста долларов для иностранного читателя, на всякий случай). Причём основные средства были потрачены на водостойкую покраску и лакировку байдарки, изготовление специальной тележки для перевозки лодки посуху в обход речных шлюзов, покупки крепёжных деталей такелажа. Часть продуктов вернулась домой не съеденная благодаря запасу солёного свиного сала, но о питании позже. В экстремальной истории нашего похода на него мы обратим отдельное внимание.

Итак. Первый, сухопутный этап путешествия длился около шести часов. На триста километров шоссейного пути приходится около восьмидесяти километров разбитой дороги. Можно заметить, что отношение путешественников к прошлому и будущему государства, странным образом зависит от качества асфальта. То гордость за прогресс плавно просыпается в сознании на скоростных участках маршрута, то на ямах и колдобинах вытряхивается из души последняя вера во всё хорошее.

По дороге мы только раз смогли купить кофе и не нашли ни одного открытого туалета. Так что, берите в дорогу термос и соблюдайте осторожность, посещая кустики. Там летом много всякой живности. На меня, к примеру, вылетел фазан. Этот факт говорит и об отсутствии туристического комфорта и о богатстве местной фауны, одновременно.

Отметим что, не смотря на байдарку, укреплённую на крыше, нас ни разу не остановила Госавтоинспекция. Может быть из солидарности. Наверное, в душе каждого гаишника живёт путешественник. Я не знаю. Иначе, зачем они стоят на обочинах дорог и машут своими полосатыми палочками проезжающим автомобилям?

Батайск, Багаевка, Ёлкин, Кудинов, Ажинов, Сусат, Семикаракорск, Холодный, Ясырев, Степной…

Пролетают мимо отдающие стариной, степным разнотравьем и церковным звоном, разбитные и лихие, как любой древний российский путь, названия на придорожных указателях. Всё ближе конец пути. Позади остаются Лагутники, поворот на Романовскую и Парамонов. По Цимлянскому шоссе мы въезжаем на открытый в 2006 году автомобильный мост через Дон. До него машины переезжали через реку по дамбе Цимлянской ГЭС, сдерживающей море.

За мостом, чувствуя конец пути, мы, не зная дороги, сворачиваем направо и по грунтовой колее нетерпеливо петляем в зарослях донского мелколесья. Наконец редкоезжая тропа утыкается в небольшую поляну на крутом берегу. Дальше могут пройти только внедорожники.

Песчаный спуск позволяет перенести к воде байдарку. Слева, вверх по течению, примерно в километре высится, сковывая необъятную толщу воды, огромная плотина. Видны её башни по краям и монументальная архитектура. Голубое небо с редкими белыми облаками отражается в чистой донской воде. Какой-то неуловимой благодатью дышит весь окружающий мир. Наверное, раньше люди могли летать. Просто сейчас мы забыли о крыльях и только в редких случаях чувствуем, как они раскрываются у нас за спиной.

Нервное нетерпение охватывает нас. Наскоро пообедав, мы укладываем вещи в середину байдарки, заполняем походным скарбом свободное пространство в корме и в носу узкого судёнышка. Разворачиваем специально купленный для этого случая российский морской Андреевский флаг и, сделав несколько фото, простившись с Сашей, берёмся за вёсла.

 

* * *

По воде

 

- Крести, Михалыч!

Отправляясь в путь, Юра обычно крестит реку. Но тут он сначала снимает с головы соломенный брыль и произносит старинную молитву для водных походов. Только потом мой капитан широким жестом совершает над Доном крестное знамение.

Я агностик, но когда надо тоже крещусь, читая «Отче наш», и сегодня делаю это с особой сознательностью.

Размеры нашей байдарки невелики. В длину она четыре с половиной метра, а в ширину, в самой просторной своей части, всего семьдесят сантиметров. Борта над водой поднимаются на высоту ладони. Весит фанерное судёнышко без оснастки килограммов сорок. А несёт на себе, вместе с гребцами и поклажей, больше двух центнеров. Донская волна посередине реки, разыгравшись, иногда встаёт до полуметра. Поэтому обращение к высшим силам в нашем случае совсем не лишнее.

Разделаемся раз и навсегда с цифрами. Мы ведь всё сосчитали, окончив поход, и теперь можем гордиться кое-какими результатами.

Средняя скорость нашего движения равнялась пяти километрам в час. За пятидневку мы преодолели двести семьдесят километров. Чтобы пройти в день полсотни километров приходилось грести по десять, одиннадцать часов. Мы двигались с пяти утра до часу или двух пополудни. Потом пережидали дневное пекло, обедали и снова шли около четырёх часов, останавливаясь на ночлег уже в сумерках.

Узкое пространство байдарки не позволяет распрямляться и менять положение тела, поэтому остановки для разминки и охлаждающего купания необходимы через каждые час-полтора.

В середине июля над зеркальной поверхностью Дона температура поднимается выше сорока градусов Цельсия. Вода, отражая солнечный свет, усиливает действие ультрафиолета. Не повторяйте моей ошибки и обязательно надевайте лёгкую одежду, скрывающую всё тело. Я, глупо понадеявшись на приобретённый ранее загар, остался в одних трусах и «сгорел» в первый же день. Всё время нашего пути и пару недель после финиша меня мучила непрестанная боль солнечного ожога. Будьте осторожны, ещё раз говорю я вам!

Вернёмся к цифрам. Я чуть не забыл сказать, что общий возраст нашего экипажа равен ста семнадцати годам. Мне пятьдесят четыре, и я сомневаюсь, что в Юрины шестьдесят три смогу сотворить что-то подобное этому переходу.

Далее идут очень редкие эксклюзивные данные. За одну минуту каждый из нас делал двухлопастным веслом пятьдесят четыре взмаха, что составило в общей сложности, три тысячи двести сорок в час, тридцать две тысячи четыреста в день, и сто семьдесят восемь тысяч двести гребков за всё путешествие, на каждого. Соответственно один парный гребок приближал нас к финишу всего на полтора метра. Вот такая туристическая арифметика.

За время похода я похудел на четыре килограмма и снял с себя трёх клещей не успевших впиться в тело. Юру, как ни странно, они кусать не пытались. Видимо я показался кровососам помоложе, и повкуснее.

Из пяти ночёвок, первые две прошли во влажной духоте дивного прибрежного леса под неумолчный комариный гул. Третью ночь мы с комарами коротали на крутом берегу, в ожидании грозы у перевёрнутой набок лодки, под навесом из плащ-палатки. Всю следующую ночь дул ветер и шёл мелкий проливной дождь. Пятая ночёвка запомнилась поздним отбоем, низкой температурой, сырым песком и резким ознобом при подъёме в половину четвёртого утра. Дневная температура ни разу не опускалась ниже тридцати шести градусов, а на солнце поднималась и за сорок.

На этом закончим с цифрами. О самых ярких деталях походного ночлега я расскажу в следующей главе. Итак.

 

* * *

 

Ода комарам

 

Никогда не связывайтесь с фанатиками. Слышите, никогда!

Всё дело в том, что Михалыч нарочно забыл дома палатку. Он, видите ли, получает особое удовольствие от диких ночлегов и спанья в лодке под мелкосетчатым пологом. Чего ещё можно ожидать от человека всю жизнь готовящего себя к кругосветке. Я, по его мнению, должен был сильно обрадоваться возможности ночевать на земле под открытым небом, задыхаясь в тесноте спального мешка, пытаясь спрятаться в нём от злобных укусов бешенной комариной стаи. Этого счастья можно было бы избежать внутри небольшой палатки, однако, чёрта с два!

Под утро, почти оглохнув от комариного звона, я, сквозь нервную полудрёму, ворочаясь на земле, испытывая боль во всём «обгоревшем» теле, вдруг начинаю слышать безмятежный храп своего напарника. Никогда ещё мне с такой силой не хотелось задушить человека.

Поверьте. Радость встречи с красотами дикой природы, наслаждение от купания и все восторги закатными прелестями речного пейзажа исчезают сразу после первого комариного укуса. Он становится зловещим сигналом бедствия. Словно шайка из подворотни, в сумерках на вас внезапно набрасывается кусачая безжалостная стая. Поначалу вы ещё наивно пытаетесь отмахиваться от неё прутиком вербы, но очень скоро, оценив масштаб катастрофы, начинаете искать спасения. И если поблизости нет сплошного укрытия, вы крупными буквами можете писать «пропало» в своём воображаемом завещании.

За пять ночей я досконально изучил вампирские повадки, стал различать комариные голоса и даже провёл классификацию их психотипов, присвоив насекомым человеческие имена.

Вот, например, Петрович. Он басовито гудит, зависнув на одном месте, степенно ожидая, когда вы, задыхаясь от жары, стянете с лица полотенце. Дальше следует Виктор. Он нетерпеливо жмёт на дребезжащий звонок, требуя впустить немедленно и отдать ему положенное количество крови. За Виктором идут наглые пацаны с района, Димка и Пашка. Эти, хлебнув где-то зелья, орут песни, громко матерятся, шатаются туда-сюда, проникают в уши, с разгона оседлав воздушную струю, лезут на вдохе в ноздри и рот, ломятся за добавкой.

Но самым страшным является псих, маньяк и буйный шизофреник по имени Игорёк. Он яростен и беспощаден. В его поведении нет системы. Остервенело он снова и снова бросается на преграду, отделяющую его от человеческого тела. Игорёк заходится истеричным воем. Этот извращенец тычет жалом вслепую куда попало, не в силах унять злобу. Бьётся головой обо всё вокруг, не чувствуя боли. Утром он улетает последним, издавая злобный визг, обещая обязательно вернуться.

С рассветом солнце и свежий ветерок оттесняют комариную рать в прибрежную траву. Вы, вздохнув полной грудью, берётесь за весло и, отвлекаясь на яркие моменты текущего дня, забываете обо всём, что было ночью. Но вечером, словно карающая десница, на вас снова опускается комариная стая, и вы явственно различаете в её разноголосом вое ненавистный голос Игорька.

Говорю вам. Даже газовая атака не сможет победить этих тварей. Не надейтесь на репелленты. Учитесь на моих ошибках. Сами проверяйте вещи перед выездом. Не забывайте палатку дома!

 

* * *

 

Здесь рыбы нет!

 

Я вспоминаю детство. Ранние подъёмы, серые рассветы, широкую отцовскую спину и вёсла на его плече. Руки оттягивают, пучок удилищ и увесистый портфель с донками. Там, в боковом кармашке лежат заветные пеналы с леской, грузилами, блёснами и крючками разных «номеров», от малюсеньких «проглотышей», до гигантских хищных «тройников» и сазаньих кованых «девяток».

Узкая тропинка выводит к Дону. Острые листочки ивняка с зубчатыми краешками, покрыты мелкой росой. От прикосновения она тут же рассыпается и холодными брызгами обжигает открытое тело, заставляет рыбака угибаться и съёживаться пробираясь между нависшими ветками. Ветер только что освободил воду от белёсой дымки. После тумана берег стал мокрым и посерел. Босые ступни разметают влажную поверхность песка и оставляют за собой жёлтую сухую цепочку следов.

Старая дюралевая «Казанка» словно большая рыбина дремлет на привязи и потом, звякнув отомкнутой цепью, тихо отчаливает, шевеля вёслами - плавниками. Отец гребёт к противоположному берегу и там привязывает лодку к стволу гигантского, упавшего в реку, вяза. Старое дерево, крепко уцепившись за обрыв разлапистым корневищем, утонуло кроной в омуте, перегородив донскую стремнину. Отец налаживает снасти, а я начинаю слушать утренние звуки.

Я помню их очень ясно и сегодня. Время от времени раздаются резкие пушечные всплески. Крупная рыба, резвясь после сонной ночи, разминая сильное, тугое тело, выскакивает на поверхность, гулко ударяя хвостовым плавником по натянутой водной глади. Гром удара разносится далеко вокруг, дразнит рыбаков, заставляет их вздрагивать и азартно замирать в трепетном ожидании поклёвки.

Вдруг длинная нервная трель разрывает тишину. Динь-динь-динь-динь-бу-у-у-у-у-ль… захлёбывается на полуслове звонкий металлический голос. Это колокольчик срывается со сторожка и уходит вместе с леской под воду вслед за попавшейся крупной рыбиной. Чьи-то возбуждённые голоса неясно говорят вдалеке о короткой борьбе, радости и удаче. И потом всё снова стихает вокруг в напряжённом ожидании рыбацкого счастья.

Время от времени на плоскодонках спускаются по течению «сомятники». Звук их «клочки» подражает голосу огромной рыбы и привлекает её внимание. «Клок», «клок», «клок», «клок», громко и монотонно раздаётся над Доном.

Иногда пойманная рыбёшка начинает гулко биться о днище чьей-то лодки и этот звук отдельной мелодией тоже вплетается в рыбацкую песню раннего донского утра.

Прошли годы.

Ни разу, слышите, ни разу мы, за всё время своего похода, не услышали звучного рыбьего всплеска. Ни разу, каждый день, утром и вечером встречая и провожая рыбацкую зорьку, не видели мы счастливого рыбака с трудом и азартом тянущего из воды крупную добычу. Исключением стал лишь один счастливчик, где-то под Багаевской поймавший у нас на глазах небольшого подлещика.

И всё это рыбацкое уныние мы наблюдали на фоне множества современных катеров с мощными японскими двигателями и частоколами сверкающих удилищ похожих на какие-то космические антенны, вдоль бортов.

Был и с нами редкий случай. На самой первой ночёвке, мой напарник настроил спиннинг, сказал: «Господи, благослови», закинул в воду блесну, и тут же вытащил рыбёшку. Минут за двадцать Михалыч натаскал с десяток окуней и до темноты успел сварить их в солдатском котелке.

На этом рыбацкое счастье перестало нас баловать, и до самого Ростова Юра не добился ни одной поклёвки. А ведь он, как опытный рыбак, меняя наживку, добросовестно «облавливал» каждое место стоянки во время дневных и ночных привалов. Всю дорогу мой капитан развлекал меня рассказами, про какого-то необыкновенного жереха, которого нужно обязательно поймать и «замолосолить» в пластмассовом контейнере, специально прихваченном из дому, не иначе вместо палатки!

Вообще-то Дон, подчинённый транспортным интересам, во многом стал сегодня походить на судоходный канал. Углубление дна приносит неожиданные беды. Прекратились разливы. Земснаряды намывают по берегам высокий слой песка. Исчезают кормовые площади, мелеют вокруг островов и со временем исчезают старые русла, в спокойном течении которых, на сытных отмелях паслась и нерестилась донская рыба. Не будем больше грустить, и печалиться. Ведь, по большому счёту, не за этим мы отправились в путешествие.

 

* * *

 

Берега обетованные

 

Есть у меня твёрдая уверенность в том, что отечественный туризм, это особая культура, которую нужно прививать с детства как оспу или БЦЖ.

Иначе никогда нам не избавиться от болезненного комплекса неполноценности перед заграничной туристической индустрией.

Сегодня путешествие по родным просторам для многих моветон. Брезгливо перешагивая сермяжные отечественные неугодья, наши состоятельные земляки гордо гуляют по чужестранным маршрутам.

Оставим эту тему. Действительно. Что может понимать в прелестях иностранного туризма какой-то местный байдарочник.

Посмотрим на родные берега.

Сразу, чуть ниже плотины и автомобильного моста через Дон, по левому берегу ответвляется широкий водный проход к пятнадцатому шлюзу Цимлянского гидроузла. По нему суда поднимаются в пресное море и уходят потом знаменитым Волго-Донским каналом к Волге. Здесь, у поворота, прямо в воде укреплена на металлическом постаменте, грандиозная деревянная скульптурная композиция, сделанная из лиственницы. Исполинские людские фигуры, стоящие в челне. «Степан Разин со товарищи» приветствуют корабли, желая им удачи и счастливого плавания. Рядом, на суше, в окружении деревьев стоит каменная вышка маяка - архитектурный образец сталинского ампира. Окружающий береговой ландшафт укрыт лесной зеленью и, не смотря на грандиозные постройки вокруг, дышит красотой и привольем.

 

Трудно поверить, но когда мы проходили мимо канала, оттуда действительно «вплывали острогрудые челны» - шести вёсельные морские ялы под парусами в сопровождении катеров МЧС.

Думая, что это флотилия нашего ростовского Молодёжного Морского Клуба, мы радостно бросились в погоню и настигли караван.

Из-за высоких бортов на нас смотрели юные круглолицые узкоглазые физиономии, а на парусной эмблеме ясно читалась надпись «Ямало-Ненецкий автономный округ»!

- ЯкутЫ, - с ударением на последнюю букву, оторопело вымолвил Михалыч.

Да. Союз Морских пехотинцев ЯНАО при участии Газпрома отправил свою молодёжь в водное путешествие от Волгограда – до Севастополя!

Что там давеча я лепетал про недоразвитость отечественного туризма? В оправдание скажу только, что донским речникам почему-то не по силам организовывать такие походы для своей подрастающей смены.

Строгий «эмчеэсник» громко прокричал что-то в свой «матюгальник» отгоняя нас от чужого борта и мы, мирно посоветовав ему заткнуться, отошли восвояси.

В районе Кочетовского гидроузла якутский караван исчез из зоны нашего внимания. Возможно, ялы подняли на борт, какого ни будь корабля, для прохождения шлюза. А может всемогущий Газпром вообще вызвал транспортный вертолёт и, чтобы не сильно заморачиваться с греблей, доставил парусники к Чёрному морю по воздуху.

Но, мы отвлеклись от темы.

Сразу за памятником, на левом берегу, одна за другой, расположены базы отдыха. Наверное, самые богатые фирмы Волгодонска обустроили здесь свои туристические оазисы. Идеальные пляжи, современные коттеджи, прогулочные катера и лодки, что-то ещё комфортабельное, яркое и заманчивое чуть поодаль от берега – в тенистых аллеях и парках.

В ростовских окрестностях я не встречал ничего подобного. Если учесть кристальную прозрачность воды и воздух, который необходимо продавать в городских аптеках по рецепту, то эти места можно назвать райскими без всякой натяжки.

Вот только безлюдье этих картин смущает взгляд. На фоне забитых до отказа черноморских пляжей, донские имеют откровенно пустынный вид. Одинокие фигурки отдыхающих соотечественников нежатся в шезлонгах, да редкие детские стайки весело плещутся на огороженных мелководьях.

Станица Романовская – донская жемчужина. Обрывистый спуск к реке представлен в виде крепостной стены со сторожевыми башнями. Ажурный символ популярного бардовского фестиваля установлен неподалёку и хорошо заметен с водной поверхности. Курортный вид прибрежных строений и многолюдный городской пляж, обустроенный в лучших традициях морского побережья. Прогулочные лодки, водные мотоциклисты и лыжники. Двухпалубные пароходики снуют между берегами. Блондинки в бикини делают вам ручкой с борта сверкающего катера, а вы улыбаетесь им в ответ, про себя обкладывая последними словами их рулевого, пытаясь как можно быстрее развернуться носом к крутой волне, чтобы не утопить байдарку.

Постепенно приближаясь к Ростову, мы видим, как меняется речная картина, мутнеет вода, тяжелеет воздух, тускнеют пляжи, грязнеют берега. Но навсегда остаётся в нашей памяти девственная чистота донских верховий, ощущение свободы, радости, праздника и полёта.

 

* * *

 

О любви к ближнему, и о хлебе насущном

 

Вступая в экстремальный поединок с возрастом, расстоянием и временем, или отправляясь в байдарочный поход, всё равно, помните о спокойствии и не забывайте правильно питаться.

Это только поначалу кажется, что путешествие будет спокойным и приятным. На самом деле, с первых километров вы втягиваетесь в жестокий внутренний спор, пытаясь испытать свои моральные и физические возможности.

Длительная гребля на байдарке, в зной, часто против ветра, при сильном волнении, только со стороны кажется романтическим занятием. На самом деле многочасовое размахивание веслом, мало способствует релаксу.

Изолировавшись в плавучей капсуле с другим человеком, вам нужно использовать все моральные ресурсы, чтобы разозлившись не грохнуть соседа сзади по голове, за инакомыслие или за то, что его соломенная шляпа торчит впереди, закрывая вид на горизонт в течение всего похода. Есть ещё много причин для конфликтов, и, я думаю, Михалыч тоже не раз мысленно прикладывался веслом к моей «бестолковке».

Хорошо, что по части меню разногласий у нас не возникало. Основным блюдом оказалось свиное, солёное, слегка подкопчённое на соломке, сало. Этому волшебному продукту мы во многом обязаны успехом всего предприятия.

Сало питательно. Оно, в малом объёме, не отягощая желудок и не переполняя кишечник, способно удовлетворить энергетическую потребность работающего организма. Нам хватило полтора килограмма продукта. Только в обед мы варили суп из пакетированной лапши и тушёнки, а утром кипятили сладкий чай и заваривали в кружках овсяно-фруктовый концентрат. Были ещё хлеб и галеты.

Этот скромный, но питательный рацион позволял нам экономить время для движения и отдыха. Такую пищу, конечно, не назовёшь вполне здоровой. Но для экстремального туризма она вполне годится.

Честно говоря, в пути мы испытывали кое-какие проблемы со стулом, а точнее с его отсутствием. Но, потом всё решилось. Как говориться, пронесло!

 

* * *

Шлюзы

 

Не отправляйтесь по нашему маршруту, если не имеете желания и возможности тащить какое-то время свою байдарку посуху, вместе со всей поклажей. Донские шлюзы тщательно охраняемая территория, все действия в них строго регламентированы и маломерные гребные судёнышки туда не пропустят ни под какими предлогами.

 

 

Нам не помогло даже заступничество председателя Ассоциации «Водного транспорта Дона», моего покровителя и наставника в сложных организационных перипетиях. Это его перу принадлежит официальное письмо, которое я считаю блестящим образцом эпистолярного административного жанра:

Руководителям предприятий, организаций водного транспорта, начальникам Николаевского, Константиновского, Кочетовского гидроузлов, капитанам судов, осуществляющих плавание в границах Азово-Донского бассейна.

Уважаемые коллеги!

В ознаменование 270-летия Ростовского порта, отмечаемого в текущем 2020 году, Ассоциацией «Водный транспорт Дона» для сбора краеведческой информации о состоянии водного пути на Нижнем Дону, организован юбилейный байдарочный поход по маршруту Цимлянское водохранилище – Ростов-Дон – порт пяти морей.

Участники похода – члены Ростовского-на-Дону Морского Собрания.

Совет Ассоциации «Водный транспорт Дона» просит руководителей организаций, гидроузлов, капитанов судов, оказать содействие участникам похода в его беспрепятственном осуществлении.

Мы никому не показывали этот важный документ, надеясь только на собственные силы, прокладывая «дикий» туристический маршрут.

Но письмо всегда лежало под рукой в непромокаемом файле и своим добрым участием согревало наши сердца.

Из трёх гидроузлов расположенных ниже Цимлянского водохранилища можно вплавь, по обводному каналу, обогнуть только самый крупный, Константиновский. Канал расположен слева от гидроузла, он неширок, быстр и длинен.

Думаю, что шли мы по нему со скоростью превышающей пятнадцать километров в час, около пяти километров. Впадает канал в донское русло уже гораздо ниже по течению от шлюза, почти напротив городского пляжа.

Перед Константиновским, расположен Николаевский шлюз. Мы уже понимаем, что разница между гидроузлом и шлюзом, небольшая. Это почти одно и то же, если опустить профессиональные детали.

В Николаевске мы впервые испытали своё ноу-хау, которым с тех пор невероятно гордимся. Наше изобретение, это фанерная, лёгкая платформа с небольшими съёмными колёсами и вставными полуосями. На дне байдарки, в разобранном виде она почти не занимает места и предохраняет груз от намокания. На суше, собранная тележка устанавливается под кормовую часть и упирается прорезью в килевой брус, а потом крепится к бортам стяжным ремнём. Ухватившись за верёвочную носовую петлю, один человек спокойно тащит всю конструкцию какое-то время. Ну, а впрягшись парой, можно легко совершить даже длительный пеший переход.

Обходите Николаевский и Кочетовский гидроузлы по правому берегу. Там, недалеко от шлюзов, есть уютные рыбацкие местечки, где можно вытащить байдарку на берег. Потом, по окружным дорожкам нужно миновать водное сооружение и спуститься на воду ниже его огороженной территории, примерно через километр – полтора. Как говорится: «Всего и делов»!

 

* * *

 

Судоходство

 

Оно усиливается по мере приближения к Ростову. За первый день своего путешествия мы вообще встретили всего пять или шесть крупных судов, и заметно их количество увеличилось только во второй части пути, ближе к Константиновскому гидроузлу.

У станицы Багаевской Дон становится по-настоящему индустриальным, и вы скоро сбиваетесь со счёта пытаясь подытожить количество крупных транспортов бороздящих реку.

Уже сразу за Старочеркасском, в двадцати километрах от областного центра, начинается портовая зона. В ожидании пропуска к ростовским и аксайским промышленным причалам стоят на якорях корабли.

Вы снуёте на своей скорлупке рядом с их высоченными бортами, слышите вулканическое урчание дизельных двигателей и понимаете, что давно заблудились во времени, уснув среди заповедных красот, а теперь нужно просыпаться, иначе всё это может быстро и плохо закончиться.

На подходе к Центральному грузовому району Ростовского порта, растянутому вдоль берега на пару километров, происходит корабельное столпотворение и можно, оценив всё это, признать, что Южная столица недаром носит гордое звание Порта пяти морей.

* * *

 

Встречный ветер

 

Три дня, из пяти, мы боролись с «низовкой». Сначала умеренный юго-западный ветер усиливался только к полудню и стихал ближе к вечеру, позволяя нам облегчённо вздыхать и грести веселее.

Но вскоре он подул с раннего утра и не прекращался уже ни на минуту. В широком, извилистом русле Дона, от ветра можно укрыться только под берегом, прячась за густыми деревьями или зарослями камыша. Но, после очередной извилины плотный поток воздуха опять устремляется вам навстречу, и нужно, либо, склонившись вперёд, уменьшив парусность, идти на ветер в лобовую атаку, либо наискось снова пересекать беспокойную, охваченную сильным волнением, реку.

Всё это отнимает силы и увеличивает расстояние до цели. Вместо прямого курса, приходится идти зигзагом, вода часто перекатывается через борт и нужно выбирать её специальной губкой, которая всегда находится под рукою. Байдарка раскачивается и подпрыгивает на острых гребнях ребристых волн и можно только гадать, какая сейчас глубина под нами. Мой спасательный жилет лежит в кормовом отсеке, а Юра приспособил свой у срединной переборки, вместо мягкой спинки. В жилетах просто невозможно грести по десять часов кряду.

Врать не буду. Несколько раз за время путешествия я прокручивал в уме картины водной катастрофы, и на всякий случай намечал возможные пути спасения.

Встречный ветер приносит и психическую усталость. Его постоянное давление сгибает волю и рождает апатию, будит желание бросить всё, выйти на берег и переждать. Куда-то из головы улетучиваются все мысли, уступая место ватному, тоскливому безразличию.

Пока одна лопасть весла совершает гребок, ветер настырно упирается в другую, сковывая движение.

За день до финиша, мы с Михалычем, после того как наша скорость вместо пяти, стала равняться двум километрам в час, сдаёмся, выходим на берег и обессилено падаем в тени высоких деревьев. До турбазы «Казачий Дон», где намечена последняя ночёвка, остаётся километров одиннадцать – двенадцать, но руки отказываются поднимать вёсла.

Мы лежим на земле. Выход только один. Ждать, когда уляжется ветер. А что если он будет дуть всю неделю? Плыть ночью опасно, и выбившись из графика можно не успеть на финиш к намеченному сроку.

Внутри зреет досада на себя и злоба на ветер. Неужели «губатый» победил нас?! Да, хрен ему!

Само собой приходит решение. Нужно идти, если нельзя плыть.

Убедив друг друга в том, что желание двигаться посуху не является актом отчаяния и не вызвано совместным психозом, мы собираем свою тележку. Байдарка укреплена на колёсном ходу. Экипаж отправляется в дорогу. Точный путь нам неизвестен и, попетляв немного по каким-то заросшим тропинкам, мы, ориентируясь по солнцу, выходим в чистую степь. После, поднявшись на гребень искусственной дамбы, идём на юго-запад, звериным чутьём угадывая за дальней полоской леса, донскую воду.

Наверное, со стороны это очень странное зрелище. Два мужика посреди степи тянут за собой байдарку. Небольшие колёса и плоская платформа скрыты придорожной травой, поэтому картина нашего движения кажется со стороны сюрреалистичной и даже абсурдной.

Но водитель встречного уазика оказывается человеком крепкой психической закалки. На наши вопросы, «где мы вообще» и «далеко ли до воды», крестьянин усмехается и говорит, что направление мы выбрали верное, прямо по курсу, километрах в шести, хутор Алитуб, а там и до Дона рукой подать, километра два – три не более.

Где-то в тех местах, на противоположном донском берегу, точка нашего последнего ночного привала. Солнце ещё высоко и мы, дружно всхрапывая и тужась словно «пара гнедых», бодро устремляемся к цели.

Оказывается, смена нагрузки отлично влияет на самочувствие. Устав от гребли, мы с удовольствием топаем по твёрдой земле. Так незаметно, болтая о том - о сём, мы входим в хутор и, обретя под ногами асфальтную твердь, ускоряем движение. Вечереет, и я укрепляю на корме сигнальный велосипедный фонарик. Красный огонёк ритмично мигает в сумерках, делая из нас дисциплинированных участников дорожного движения.

Припарковавшись у круглосуточного магазина, мы покупаем питьевую воду, и пока едим мороженое, успеваем пообщаться со знающим человеком. Наверное, мы уже так срослись с байдаркой, что не удивляем своим странноватым видом местных аборигенов.

Оказывается, тут недалеко, справа, есть протока, которая выходит к грузовому терминалу на Донском берегу. Я помню это сооружение, его прекрасно видно с места нашей будущей ночёвки.

Поднырнув под какое-то ограждение, мы быстро спускаемся к воде, разбираем колёсный ход, крепим вещи, спускаем на воду байдарку и берёмся за вёсла.

Уже стемнело. Ветер чуть ослабел и не может пробиться сквозь густые прибрежные заросли. Отдохнув в пешем переходе от гребли, мы легко машем вёслами, совершая последний на сегодня рывок.

У берега виден яхтенный причал. Несколько одномачтовых парусников и мощных прогулочных катеров дремлют на стоянках. Слева остаётся освещённая прожекторами, похожая на элеватор, громадина терминала с наклонной эстакадой для загрузки кораблей. Под звёздным небом мы выходим в Дон, пересекаем его в темноте на одном дыхании, и добираемся до заветного пляжа. Нет сил на ужин, но что-то мы всё-таки едим. Юра падает в лодку и оттуда долго говорит с кем-то по телефону. Я, строчу очередной отчёт о путешествии в Фейсбук, стелю на песок туристический коврик, влезаю в спальник и какое-то время гляжу на звёзды. Завтра последний рывок – около тридцати километров по беспокойной, забитой кораблями реке. Ветер не унимается, но сегодня он сдул с берега комаров, прогноз погоды обещает к утру всего шестнадцать градусов тепла и это единственная ночь, когда Игорёк меня не беспокоит.

 

* * *

Финиш

 

В половине четвёртого подъём. За пять часов на сыром песке мне всё же удаётся хорошо выспаться. Вот только озноб мелкими судорогами снуёт по всему телу. Спастись от него легко. Нужно только окунуться в воду. Попробуйте как-нибудь, это страшно только со стороны, а на самом деле бодрит и согревает.

Финишной лентой стелется река. Сегодня мы последним усилием должны порвать её у ростовской набережной, рядом с памятником великому русскому флотоводцу.

На бензиновом примусе мы кипятим чай. Крепкий, вяжущий напиток придаёт сил, приводит в порядок мысли и чувства.

В четыре часа мы укладываем вещи, отводим от берега байдарку и седлаем реку.

Через пару километров, справа, на фоне предрассветного неба появляются купола Старочеркасского Воскресенского Войскового Собора. Набожный Михалыч молится на них и потом, как тогда, на старте, широко крестит Дон.

Я тоже снова крещусь и читаю короткую молитву. Поверьте, «Отче наш» никогда ещё не вредил ни агностикам, ни атеистам.

Уже в пять часов утра поднимается ветер. Это очень дурной знак. В хорошие дни мы могли идти по спокойной воде с раннего утра почти до полудня. Дуть обычно начинало часов с одиннадцати и к пяти – шести вечера, стихало.

Но теперь всё иначе. Волны стали гулять ещё до восхода солнца. И уже за Старочеркасском, у каменистого берега Монастырского урочища, мы поняли, что сегодняшний денёк принесёт нам немало сюрпризов.

На Камплице, там, где с борта видны, памятная стела и старинная часовня, Дон изгибается почти под прямым углом. В этом месте самые большие глубины в округе.

Ветер обретает настоящую силу уже к восьми часам утра и дует не переставая.

Снова мы рыщем меж берегов в поисках относительного затишья. Юра каким-то особенным чутьём распознаёт впереди спокойные участки и направляет туда байдарку. На мне лежит роль кормового двигателя, и я, орудуя веслом, изо всех сил стараюсь не подводить наш маленький экипаж.

Кое-где, в затишках старых проток, качаются на воде рыбацкие лодки. Люди с удочками смотрят на нас, иногда удивлённо покачивая головами. К ним подплывают другие рыбаки и, становясь поблизости, сообщают, что в основном русле сегодня делать нечего, волна сбивает с привязи катера, а ветер путает снасти.

По широкому донскому рукаву мы выходим прямиком к Аксаю и видим его белокаменные храмы. Я, сквозь усталость, медленно думаю о совершенстве канонов древнего зодчества. Не смотря ни на какие новостройки, застывшая музыка церквей всё равно остаётся центром любого архитектурного ансамбля.

Последний кусок сала мы доедаем на пристани, у базы отдыха «Оптимист». По левому берегу. Почти рядом с автомобильным «Аксайским» мостом через Дон федеральной трассы М-4 Дон.

Проходить под ним страшновато. У мостовых быков бьются в бессильной злобе волны. Их пенные гребни в бешенстве отскакивают от твёрдого камня. Цилиндрические опоры, словно гитарные колки, натягивают в высоте дорожные струны. И струны басовито гудят под колёсами многотонных грузовиков.

Зелёный остров мы обходим по правому руслу. Идём под самым берегом, прячась от ветра. Переругиваемся с рыбаками, иногда цепляя вёслами их лески.

Под понтонный мост можно поднырнуть только слева, у самого острова. Поэтому мы, уже в который раз, наискось пересекаем Дон и, пройдя под высокой опорой, снова гребём к правому берегу.

Минуем лодочный «шанхай», где на небольшом участке сбились в кучу причалы, стоянки, гаражи для катеров на высоких сваях. Вокруг полно всякой плавучей всячины, от парусных яхт до плоскодонок.

Впереди, плотно забитый судами донской фарватер, жирафьи шеи портальных кранов и длинные китовые туши сухогрузов у причальной стенки Ростовского порта.

Дальше, сразу за портовой оградой, начинается городская набережная и уже рукой подать до памятника Ушакову.

Дон под Ростовом не делает изгибов. От устья Темерника и до самого Аксая, он представляет собой многокилометровую прямую аэродинамическую трубу. Поэтому здесь так часто меняются глубины при изменении направления ветра.

Сейчас Дон полон. «Низовка» заталкивает в него воду от самого Азовского моря, останавливает течение, поднимая встречную волну.

Ниже «шанхая» морские металлические монстры стоят на якорных привязях. Мы снуём промеж них, и попадаем в «стоячую волну».

Это не та, пусть и высокая, но ровная волна, с которой можно скатываться, или даже серфингировать по ней какое-то время. Стоячая волна, возникшая при столкновении встречного ветра с сильным течением, похожа на острую горку. Она ни откуда не приходит, а просто вырастает из глубины. Представьте себе рельеф Северо-Кавказского горного хребта, его ребристые вершины. Вот об этом я и говорю.

Фанерную байдарку швыряет из стороны в сторону, она натыкается на острые валы, подпрыгивает, кренится и громко шлёпает днищем о воду. Внутри уже собралось много забортной воды, но выбирать её некогда, потому как одному гребцу будет трудно справиться с ситуацией.

Нас вообще не должно здесь быть. Просто это байдарка, нечаянно разорвав своим острым носом пространственно-временной континуум, занесла нас в чуждую, равнодушную среду. Здесь никто не заметит нашего исчезновения, не услышит голосов, или просто досадливо отвернётся, если что, как от неприятной мелкой помехи.

Мои мысли прерывает звонок телефона.

Это Саша, наш общий друг и, по совместительству, известный ростовский журналист. Я звонил ему с берега, говорил что подплываем.

- Ну, где вы там?! Жду, жду…

- Саша, поднимайся до Кировского проспекта, там причалы…

- Что?

- Выше, говорю, поднимись. У памятника не вылезем, негде. Потонем на хрен…

- Да вы что?! Я тут точку выбрал. Напротив Олимпийского стадиона. Руки поднимите, помашете, улыбнётесь…

- Саня!!!

- Ну, чего такого?

- Саня!!!

- Да ладно, понял. И зачем ехал?! Такой кадр просрали…

Мы всё-таки приходим!

Штурмуем чей-то частный причал. Охранник машет руками, дескать, нельзя, не положено, и что-то там ещё. Но вцепившись в стенку, мы уже не отпускаем её. Вылезаем на помост, вытаскиваем вещи и, схватив за борт, перевернув, достаём из реки байдарку.

Рядом, из-за парапета, разочарованно щёлкает фотоаппаратом Саша.

Мы поднимаемся к нему на набережную. Отсюда, сверху, Дон кажется спокойным, ветер умеренным, а жизнь удивительной и прекрасной.

Пешком мы идём к памятнику русского адмирала. Делаем финишные фото. Это конец похода.

Трудно подводить итоги. И коротко объяснить, зачем лично мне было всё это нужно, я не смогу.

Наверное, где-то внутри каждого человека спит тяга к путешествиям. У меня она проснулась.

Простите, если я разбудил её у вас!

 

Игорь СИТНИКОВ.