Игорь Ситников. Сон о Рае (из "чеченских набросков")

Старое русское кладбище.

Старое, заброшенное русское кладбище укрылось в немом запустении бугристого распадка, к западу от позиции штурмового отряда на окраине Грозного.

Выцветшими линиями случайного наброска, ускользающим беспокойным сном, иногда проявляется эта история на сером фоне обветшалого занавеса прошлого времени. Как узелок, зачем то завязанный на повседневном носовом платке, что вдруг отыскался в кармане старой, заброшенной на чердак шинели. Найденный случайно, он уже не даёт покоя, настырно понуждая распутывать концы прошлого и настоящего, без спроса возвращая памяти давно позабытый долг.

Ломанное окопное кольцо круговой обороны, перечёркнутое во многих местах осыпавшимися углублениями капониров, укреплённое кое-где гнилым берёзовым кругляком. Башни бронемашин над земляными валами с пушками и крупнокалиберными пулемётами, развёрнутыми на основные направления секторов обстрела. Серые, выцветшие крыши палаток, штабная техника в низине. Тыловые службы и миномётная батарея в центре полевого лагеря. Пара полевых кухонь, дизель – генератор. Штабная палатка с длинными удилищами антенн радиосвязи. Затишки походных сортиров на отшибах, замаскированные и огороженные чем попало, узкие, глубокие приямки шириной в один штык большой сапёрной лопаты.

В направлении города, сразу, через колею грунтовки, обрывистый спуск в овраг с многолетней путаницей сухих кустов чертополоха, прошлогоднего пырея и замершими ажурными шарами перекати-поля, нанизанными на косые, ломкие стебли высокого бурьяна. Дальше, примерно в километре, по склону холма – истончённая, разорванная старыми воронками, нитка разбитого асфальта. Она тянется от развалин складской зоны безжизненного завода застывшего вдалеке справа, до скрытого за пригорком милицейского блокпоста на въезде в город.

Между этой дорогой и оврагом замершая, безвременная кладбищенская пустошь. Оградок нет. Только неровные, ломанные, прерывистые шеренги покосившихся крестов трудно равняются в каком-то странном анатомическом порядке, будто умерло само кладбище и теперь из земли торчат оголённые кости его скелета. Нет табличек. Могильных холмов не видно, лишь трава на их местах чуть приподнимается по старой, многолетней привычке. Наверное, так может выглядеть беспамятство.

Вдоль края кладбища к асфальту, по взгоркам и ухабам тянется полоса грязи, размешанная гусеницами и ребристыми протекторами тяжёлых колёс. Издали она напоминает неровный, воспалившийся старый шрам на небритой щеке. Рядом извилистые, двойные царапины запасных проездов.

Контрольно-пропускной пункт на стыке грунтовки и асфальта находится за пределами линии круговой обороны. Он охраняется днём усиленным отделением мотострелков. Ночью свой секрет сюда выставляет разведка.

Нора в земле укрытая брёвнами и старым дёрном, с бойницами в разные стороны. Стрелковые щели, две рогатки по краям дороги, и перекинутая между ними, изогнутая, ржавая труба с противовесом, обозначающая шлагбаум. Невдалеке, словно высохшая челюсть с осколками старых зубов, изломанная бронетехникой мёртвая лесополоса, обозначенная остатками полусгнивших стволов, с пробившимися кое-где от корней слабыми побегами молодой поросли.

Цунами военного штурма, однажды поглотившее город, схлынуло несколько лет назад, превратив в руины здания, отравив неуловимым запахом ненависти и страха всю округу. Противоядия нет. И только Время может теперь лечить этот мир словно больная, бездомная собака, медленно вылизывая рваную рану, скуля от боли, слепо подчиняясь вечному зову самосохранения.

Нужно только ждать. И отряд ждёт в сером забытьи падающих дней. Ждёт в смутной надежде на тишину. Ждёт в обречённой, безвыходной готовности подчиниться приказу. В тревожном сне ожидания свернулось раненое время.

Женщина торгует на разбитой обочине старого асфальта, возле съезда на грунтовку, у изогнутой, ржавой трубы перекрывшей дорогу. Рядом легковушка, нанятая по знакомству, с молчаливым водителем внутри. У открытого багажника, солдаты из охраны КПП.

Раиса – нередкое в Чечне женское имя, такое же как, например, Хава или Мадина. В России тоже есть женщины с именем Раиса. Да…, тоже есть.

Раиса, Рая.

Внешность её обычна, как обычна, например, красота дневного света, или звёздного неба, на которое забываешь взглянуть. Как течение реки, над которым не успеваешь замереть и задуматься. Это, обычная, независимая красота, не нуждающаяся в восхищении и оценке. Косметики нет, а будничная одежда проста, опрятна и удобна. Рыжие волосы подхвачены сзади тонким шерстяным платком, повязанным без кокетства, с совершенной, незаметной простотой изящества. В здешних местах рыжий цвет волос присущ только коренным, «горным» чеченцам.

Рая говорит с солдатами. Разговаривать с чужим племенем на сложном диалекте военного времени – особое искусство. В эпоху ненависти, злобы и страха оно даётся не всем. И многие уходят, так и не успев им овладеть,… или потому, что не успели. Здесь важны не слова, а правильность интонаций, чистота тона и отсутствие полутонов. Скрытая твёрдость внутреннего стержня, отсутствие фальши и посторонних эмоций. Равнодушие в голосе. Деловое спокойствие.

А ещё, главное. Нужно не думать, совсем забыть про страх, иначе пропадёшь. Тебя вычислят особым нюхом, звериным чутьём поймут твою слабость и сломают, почувствовав своё превосходство.

Равновесие. Тот, кто овладел им, может легко ходить над вырытой войной пропастью.

Раиса уже давно в своём деле, ещё с первой военной компании, после того как потеряла мужа. По горной дороге они вместе ехали в машине, когда стали стрелять миномёты. Муж был не последним человеком в отряде известного полевого командира. Осколком ему разорвало грудь и машина, потерявшая управление, долго кувыркалась по каменистому склону, но так и не взорвалась. Рая выжила. С тех пор она даже на небольшом спуске, сидя в автомобиле, старясь не привлекать чужого внимания, наклоняет голову, незаметно зажмуривает глаза и вся сжимается, чтобы ни кому не выдать страха и не показать своей слабости.

Осталось двое, тогда ещё маленьких детей, и Рая вошла в семью старшего брата, чей дом уцелел от штурма, потому, что стоял в пригороде Грозного. Брат раньше тоже воевал против федералов, но теперь служил в гвардии нового законного президента республики. Это позволило ему договориться об открытии маленького магазина на территории районной городской комендатуры, и помочь Раисе стать в нём хозяйкой.

Теперь она, собирая и раздавая заказы, целыми днями мечется в делах по городу, по разрушенным улицам, между вооружёнными и безоружными людьми, между своими и чужими, переставая замечать разницу, забывая прошлое, не думая о будущем, стараясь не потревожить свернувшееся раненое время. Штурмовой отряд, расположенный на окраине кладбища, прикомандирован к комендатуре, и продавщица, стараясь подзаработать, сама привозит товар за город, к удалённому придорожному контрольно – пропускному пункту.

Хорошо продаются сигареты, батарейки, майонез в пластиковых упаковках, сладости, всякая другая разная мелочь в нехитром полевом военном ассортименте. Особая статья – пластиковые карты оплаты «Мегафона», единственного оператора недавно появившейся в республике сотовой связи. Этот товар русские «контрабасы» берут оптом и после сбывают в отряде со своей наценкой. Аппетиты растут, и карточки с цифровыми кодами для следующих покупателей стоят уже чуть ли не в два раза дороже. Пост у дороги становится выгодным для его охранников, коммерческим предприятием, а это не предусмотрено законом службы.

Однообразная жизнь военно-полевого лагеря теснится в замкнутом окопном мирке, в плотном клубке взаимоотношений не всегда подчинённых уставу. Это строгая, жёсткая среда, требующая контроля. А устав, для одетых в форму людей, словно библия для верующих. Все о ней знают, но, каждый по – своему договаривается с богом. И если обойтись без пафоса, то и там и здесь, всё идёт, мягко говоря – не туда и рядом.

Вот поэтому и бежит к КПП вдоль колеи, сбоку от расквашенной колёсами грязи, по примятой траве, замполит отряда. Бежит, выспавшись после ночного дежурства, бежит ровным кроссовым темпом, перепрыгивая бугорки и кочки. Бежит потому, что бег приятен, набегу хорошо думается и кажется, что так, наедине с собой, можно немного растолкать, расшевелить тревожно спящее время.

Бежит капитан, подпрыгивая на весенних, скользких от нерастаявшего снега, кочках.

Рая стоит на дороге. Одна, в окружении вооружённых солдат, плотно столпившихся, нависших над багажником автомобиля.

Капитан, добежав до шлагбаума, вдруг споткнувшись, чуть не упал в грязь. Широко взмахнув руками, совершив нелепый прыжок и громко охнув от неожиданности, он с трудом удержал равновесие, нечаянно рассмешив Раю. Спрятав лицо за поднятый воротник куртки, чеченка улыбнулась глазами, и военный весело посмотрел на неё. Потом он принял рапорт от старшего сержанта.

После первой неожиданной улыбки им было легко знакомиться. Рае сильно повезло в этот день. Теперь её машину два раза в неделю станут пропускать в лагерь в определённые часы и даже организовывать очередь среди покупателей. Спасибо капитану…

Какой румянец был у него. Во всю щёку. Этот румянец скрывал возраст. Ведь, уже не молоденький. Наверное, вместе, примерно в одно время, когда то ходили в школу. Давно,… ещё тогда… Он высокий. И простой. Не липнет взглядом, не кичится властью. Смешно так,… чуть не упал…

Рая кутаясь в воротник, скрывает улыбку от водителя. После переключается на заботы. Они говорят на своём языке о том, что нужно найти ещё одну машину, что бы перевезти русским весь товар, который можно продать.

Два раза в неделю приезжает в отряд магазин.

Капитан встречает легковушки с товаром на КПП. Пока идёт досмотр они с Раей успевают переговорить накоротке, поздороваться, улыбнуться, сказать дежурные, ни чего не значащие слова. Потом машины пропускают в лагерь.

Вроде бы простое дело этот магазин, а мороки не оберёшься. Контрабасы прут, как в «последний день». Если не стоять по близости, так успеет дойти и до драки. Здесь не будут, конечно, кулаками махать, но, потом легко может выскочить. Разбирайся там, кто кому чего сказал, и почему бойцы, без фонарей фиолетовых и соплей кровавых, пачку сигарет поделить не смогли. Прячь их «медали» от начальства. Расследуй. «Объяснительные» собирай – «…шёл, упал, споткнулся». Себе дороже. Вот и сидит замполит на зарядном ящике, недалеко от легковушки. Отсюда хорошо видно людей у прилавка. Кто наглеет, кто суетится, хапает чего не надо. Тут и не знаешь человека, а всё про него поймёшь. В общем, полезное занятие, когда делать нечего.

Рая удивляет капитана. Сидя в сторонке, переговариваясь с бойцами, он незаметно наблюдает за ней. Красивая. В тот, первый раз, даже не разглядел, как хороша. Но, держится…! Вокруг пятьсот военных. Эти баб по полгода, а то и больше, не видят. К тому же чеченка. Кто его знает, что там за душой собралось. Вон, водители её, из машин не вылезают, курят нервно, да на часы исподтишка посматривают. Неуютно им. С год назад сами по горам с автоматом шастали. Нет в Чечне взрослого мужика, который бы не воевал.

А эта… Ведь даже разговоров о ней, и то нет в отряде. Уже давно бы обсудили всю с ног до головы, понаплели всякого, да грязи натащили. Что ещё от скуки делать. Так, нету! Комбат – бабник, в батальоне ни одной юбки не пропустил, и тот ходит мимо, только здоровается. Хоть бы подмигнул, что ли.

Рая, закончив торговлю, стоит чуть в стороне, на пригорке, в ожидании, когда водители приготовятся к отъезду. Простое платье под ветром незаметно обнимает стройное, сильное тело. Платок на голове прячет густые рыжие волосы. Капитан подходит попрощаться до следующего раза. Обычные слова, обычные взгляды, оставляют у них необычное ощущение, скрытого от окружающих и от самих себя, секрета. И открывать его друг другу, наверное, рано, и, скорее всего, ненужно. Ведь это может превратить их тайну в очевидную, и уже понятную, старую как мир, истину.

На неделе зарядили дожди, и в следующий раз, для того что бы перевезти товар по размытой дороге, его перегружают в военный «ЗИЛ».

Водители чеченцы с удовольствием остаются ждать у КПП на дороге, а замполит подсаживает Раису в кабину, влезает сам и захлопывает дверь. Солдат за рулём с трудом ловит колею, цепко наблюдая за дорогой. Мотор заходится бурлацким протяжным воем. Грязь из-под колёс барабанит в днище и подкрылки. Укрытый тентом кузов громыхает и скрипит всеми своими суставами. Машину швыряет и подбрасывает на заносах. Им приходится держаться, ногами упираясь в пол и прижимаясь спиной к сиденью, иногда сталкиваясь коленями и плечами. Наступает стремительный спуск в распадок и, затем, извилистый, крутой подъём по склону. Их сильно прижимает друг другу.

Сжавшись от давнего ужаса перед горной трассой, зажмурив глаза, Рая вдруг просовывает свою руку под локоть замполита и сильно сжимает его ладонь. Она тихо, почти бессвязно, шепчет ему о той аварии и о своём страхе, говорит, что не может видеть дорогу во время спуска или подъёма. Она признаётся ему в том, в чём не признавалась ни кому раньше, боясь выдать свою слабость. Замполит молчит.

Рая не понимает, что с ней, и почему она держит за руку этого мужчину. А капитан, не отпускает её пальцы до конца пути.

Водитель, ни чего не видя кроме колеи, тихо, со злобой, матерясь, за десять минут, вместо обычных двух - трёх, довозит их до места. Оставив машину с открытым, устроенным под прилавок, кузовом он уходит в палатку.

В этот раз замполит не сидит по соседству на своём зарядном ящике. Он появляется уже к концу торговли. Спрашивает как дела, и коротко говорит шофёру:

- Поехали. Я с ней в кузове. В кабине боится, после аварии она. На дорогу смотреть не может. Разбивалась.

Капитан помогает закрыть борт, запрыгивает под тент и, опустив полог, садится рядом с Раей на шаткую откидную скамейку. Через минуту, когда за пригорком скрываются крыши палаток, он обнимает её и целует в волосы и лицо. И Рая, вцепившись в его одежду, отвечает жадно, плотно закрыв глаза. «ЗИЛ» трясёт, болтает в разные стороны. Они находят губы друг друга, часто больно, до крови стукаясь зубами, пытаясь не упасть со скамейки, скользя ногами по отсыревшему картону разорванных ящиков на грязном металлическом полу. Верхняя одежда препятствует прикосновениям. Короткая дорога лишает любой надежды на настоящую близость. Тряска и скачки кузова делают объятия нелепыми и смешными. Рая крепко сжимает колени, не давая капитану просунуть ладонь себе между ног, и сдавленно стонет, когда он языком и губами находит её шею. Стонет, как волчица в момент весенней ласки, не слыша себя, не замечая вокруг ни чего.

Дорога закончилась. Замполит перебрался на противоположную скамейку с другого борта. Они не сказали друг другу ни слова. Рая успела поправить платок.

Он спрыгнул на землю, поймал её и помог выбраться на обочину. Не выдав своего секрета, они, как всегда попрощались на виду у всех и Рая, сказав что-то водителю на своём языке, уехала.

Вот, собственно и вся история.

Больше капитан ни разу не садился с ней в машину. Потому, что это было нелепо, странно, смешно и ненужно. Потому, что это разбивало окружающий мир и не давало им спокойно жить в своём привычном, спящем, раненом времени.

Внезапно пришёл приказ на выступление штурмового отряда к месту постоянной дислокации в отдалённый район республики. Приказ был выполнен, и через положенные четыре часа грохот двигателей и голоса людей перестали тревожить тишину опустевших окопов.

Вот и всё.

Был ещё один телефонный разговор.

- Приезжай в Моздок. На поезде четыре часа. Я отпрошусь со службы. Возьму отпуск на сутки. Сбегу. Снимем квартиру. Ночь будем вместе. Приезжай.

- Н-е-е-е-т, - долгим протяжным эхом в телефонной трубке, - Н-е-е-т. Ты уедешь…, а я думать буду. Н-е-е-е-т…

Утихло эхо. Растаяло. Словно приснилось.

А может, правда приснилась эта история, которой и не было вовсе в том далёком, смутном, забывшемся прошлом. Приснилась и осталась в памяти ненужным узелком, смутным образом старого заброшенного русского кладбища скрытого в немом запустении бугристого распадка. К западу от позиции штурмового отряда, на окраине Грозного.

Игорь Ситников

19.02.2015.