Охотник за карателями (розыск в 40-50-е годы пособников нацистов в Ростовской области и суд над ними)
А
А
А
- Во время оккупации гитлеровскими войсками Ростовской области немецкие оккупационные власти из человеческого отребья, уголовников, предателей, дезертиров и прочего сброда, потерявшего честь и совесть, создали органы полиции. Вся эта нечисть и погань, вся мутная накипь, составляла «цвет» этой полиции, даже морально опустошенные и оболваненные фашистской пропагандой немецкие солдаты с презрением относились к полицаям.
- Полицейские, выслуживаясь перед оккупантами, устраивали облавы, врывались по ночам в дома мирных жителей, выискивали советских патриотов. Они грабили, подвергали мучительным пыткам и расстрелам ни в чем не повинных граждан. Каратели не щадили ни стариков, ни женщин, ни детей.
- Так, в Милютинском районе местные жители, с которыми я беседовал, рассказали мне о том, как во время оккупации немцы и полицейские жестоко расправлялись с нашими людьми. За малейшую провинность, а часто и вовсе без вины, людей арестовывали, избивали до смерти, расстреливали. Жители находились в постоянном страхе, поэтому так вздрогнула при стуке в дверь пожилая женщина в крайнем доме в холодную декабрьскую ночь 1942 года, за дверью кто-то тихонько произнес: «Не пугайтесь, мамаша, свои мы!». Брякнула щеколда, и Александра Ефимовна Жмурко увидела за дверью советских летчиков. Они объяснили, что во время боя их самолет был подбит и они на парашютах приземлились на оккупированной территории, но фронт недалеко, за хутором Сиволобовым, вот туда, к своим, и надо им пройти.
- Рискуя жизнью, пожилая женщина оставила летчиков на ночь в своем доме. Старший, Владимир Чипков. попросил ее помочь им перейти линию фронта. Утром Жмурко побывала в доме сельской учительницы Марии Ивановны Комиссаровой, посоветовались, как быть. Не так-то просто выйти из станицы не замеченными. Пять дней отважные патриотки прятали двух летчиков. Наконец настал удобный момент. В белых халатах, сшитых из простыней, летчики с Жмурко и Комиссаровой ночью направились к хутору Сиволобову. Немцы все-таки заметили их и открыли огонь. И все же женщинам удалось переправить летчиков за линию фронта, к своим.
- Озлобленные оккупанты стали свирепствовать.
- Мне удалось ознакомиться с одним архивным документом. Начальник группы румынской спецполиции Хотног 12 декабря 1942 года докладывал в группу на имя Корвина: «... Ночью между селами Богачёв и Поляков банда из 300 человек-партизан, вооруженных русским и румынским оружием, атаковала немцев, из которых троих убили. После расследования факта убийства в районе станиц Селивановской и Милютинской было арестовано более 69 человек и издан приказ о ликвидации всей банды. Арестованные, 69 человек, расстреляны на окраине Селивановской. Расстреливали их русские полицейские...»
- Нельзя было без содрогания слушать рассказы милютинцев о том, как из ворот здания районной полиции вооруженные гитлеровцы и полицейские Федотов, Федоров и другие выводили советских граждан. Раздавалась команда: «Стройся по два, сволочь! Не разговаривать! Шагом марш!» Конвой двигался на северную окраину станицы Милютинской. В районе кладбища арестованных разделяли группами, подводили к заранее выкопанной яме. Раздевали до белья и расстреливали. Одна из жертв, по имени Тамара, подойдя к яме, спрыгнула в нее и громко, во весь голос запела песню. Полицейские в упор расстреляли ее.
- Двести советских граждан убили каратели в декабре сорок второго года на окраине станицы Милютинской.
-
В 1940 году, следуя поездом к месту службы на западную границу СССР, я проезжал по территории Матвеево-Курганского района. Во время войны здесь на 120 километров простирался так называемый Миусский фронт. Мощная система немецких укреплений тянулась от Азовского моря по Самбекским высотам, правому берегу реки Миус и заканчивалась в Ворошиловградской области - расстоянием до 70 километров в глубину. Миусские высоты... Десятки лет тому назад эти холмы-великаны были страшнее огнедышащих вулканов. Каждая пядь земли здесь обильно полита человеческой кровью, а на их крутых склонах больше осколков, чем камней. Мемориал у села Самбек. Обелиски, памятники напоминают нам о ТОМ, что происходило здесь в августе сорок третьего года. - И вот я снова оказался на территории этого района. Стояла глубокая осень 1959 года. По дороге на Матвеев Курган я заехал вправление колхоза «Победа», что в стороне от большака и железной дороги. Задержался там допоздна, и зампредседателя колхоза, Михалыч, так его звали колхозники, предложил мне переночевать в его доме. Вечерний морозец уже успел сковать напитавшуюся влагой землю. Мы, не спеша, подошли к его дому. Он отворил калитку. Во дворе старая собака лениво поднялась на лапы, собираясь залаять, но передумала и молча ушла за сарай. В дверях дома появилась женщина.
- - Мать, принимай гостя. Из области он! - сказал Михалыч.
- - Мы гостям всегда рады. Проходите в дом, я сейчас...
- - Ты собери поесть, а я тем временем загляну на ферму.
- Я вошел в небольшую уютную комнату. Посредине стоял круглый стол, накрытый чистой скатертью, вокруг четыре стула, у стены буфет с посудой и разными безделушками, рядом этажерка с книгами. У правой стены кровать, застланная стеганым голубым одеялом с кружевным подзором, поверх громоздил ась пирамида пуховых подушек в белоснежных наволочках. На деревянном крашеном полуполудомотканые дорожки. Сколько пришлось мне их повидать - таких комнат! Не раз приходилось во время командиропок останавливаться у добрых, гостеприимных людей.
- Ольга Петровна, жена Михалыча. готовила ужин. Вскоре вернулся и сам Михалыч. Втроем сели за стол. Поначалу говорили о разном. Но потом перешли на события минувшей войны. Михалыч стал задумчив, отвечал рассеянно. Когда Ольга Петровна вышла, он заговорил о том, как зверствовали фашисты и местные полицаи в кошмарные дни оккупации. От их рук, рассказывал Михалыч, погибли П.Ф. Ткаченко, Н.Ф. Голубенко, П.Ф. Епифанов и другие. При этом хозяин дома, задумавшись, недоуменно пожал плечами:
- - Никак не могу понять, откуда у людей, выросших при советской власти, столько ненависти ко всему и жестокости по отношению к нашим людям. Пришли немцы - переродился человек. Выходит, вся эта нечисть умело маскировалась до войны, а при немцах сразу повылезла из щелей, начала па костить. Они не задумывались, как им дальше жить. Им бы только винтовку в руки...
- - Бывает так, - поддержал я Михалыча. - Живет человек, по всем статьям не хуже других, рядом ходит, на чужое не зарится. Бывает, до самой могилы прошагает по гладкому, не оступится и уйдет в мир иной, так никому, даже самому себе, не раскрыв, кем он был на самом деле. Только если рухнет привычный уклад и жизнь начнет испытывать каждого в отдельности на прочность и устойчивость, вот тогда-то и раскрывается человек в подлинной своей сущности. Война обнажила такие свойства людской натуры, о которых порой и сам человек не знал. Простые ребята подвиги совершали, на героев не были похожи, раньше скажи - не поверят. И наоборот было. Предательство оправдать нельзя, если же кто-то сломался под пытками, тех понять можно. Но оказались и другие, которые продались оккупантам за деньги, за звания их паршивые, за корову, домик с усадьбой, да мало ли за что!..
- В тот вечер наша беседа затянулась за полночь, о многом переговорили. Михалыч произвел на меня большое впечатление: рассказчик с цепкой памятью, объективно оценивавший факты, события.
- Односельчане, с которыми позже я беседовал, рассказали о том, как полицейский их деревни Прокопенко выполнял самые грязные задания оккупантов. Устраивал облавы, подвергал людей мучительным пыткам. Его жизнь была мелкая, ничтожная, обывательская. И - опасная! Ибо, ведя такую жизнь, он при случае мог совершить любую мерзость, не дрогнув, стать убийцей. И он стал им.
- Брошен был в застенок депутат сельсовета И.Д. Коваленко. Пытал его, подвешивая вверх ногами на турнике тот же полицай. Коваленко умер от пыток и избиений. Бесчеловечным истязаниям подверг Прокопенко председателя колхоза К.Ф. Голубенко, которого вывел за селение и там расстрелял, его жену избил, прикладом винтовки выбил ей зубы, связал руки колючей проволокой и бросил в выгребную яму. Рассказывая об этом, жена Голубенко плакала и долго не могла успокоиться.
- Другой житель рассказал, как он своими глазами видел коммуниста, секретаря сельского Совета Александра Каширина, у которого лицо было залито кровью, а руки связаны колючей проволокой и оттягивались вниз двухпудовой гирей. Полицейский подвел его к турнику, набросил веревку на шею и несколько раз подтянул Каширина, имитируя повешение. Каширин умер мучительной смертью.
- Фашистские оккупанты и их пособники, чувствуя, как горит у них земля под ногами, стремились уничтожить оставшихся на занятой ими территории активистов. Как ищейка, Прокопенко выслеживал советских патриотов и тащил их в застенок. Зверски истязал, а потом расстреливал.
- Перед вступлением Красной Армии на территорию Ростовской области, большинство карателей, боясь ответственности за совершенные преступления, бежали с оккупантами в их тыл, а впоследствии, изменив свои биографические данные, скрывались. Все они подлежали розыску.
- Сразу замечу: розыск крайне затяжная, трудоемкая работа. Вроде бы мирная служба, а сколько она таит напряжения, тревоги! И куда, бывало, не занесет она тебя! Приходилось просиживать ночи над пыльными томами архивных документов, вступать в контакты с людьми разных возрастов, профессии. Среди них по большей части были люди сильные, не сломившиеся перед трудностями, но были и слабые духом.
- И одна из трудностей оперативной работы состояла еще и в том, что, вторгаясь в чужую жизнь, мало было располагать сведениями о жизни человека, возникала необходимость определить мотивы, двигавшие им, представить себе и познать его в развитии. Иной раз человек попадал в такие неожиданные ситуации, что и винить-то его трудно было. Придут на квартиру враги, наставят автомат в грудь: работай на них! Разговор у карателей короткий был. Испугается человек. Детишек много, жена плачет - идет служить к оккупантам. Но такие редко становились предателями, а порой, с риском для жизни, старались помочь своим. Были и такие, для кого чистосердечное признание становилось необходимостью, вызванной полным раскаянием, сознанием вины, и потому они не врали, не изворачивались, чтобы уйти от наказания.
- Другое дело - подлинный каратель. Такой знает на что идет, ловко заметает следы, и, чтобы уличить его в преступлении, необходимо собрать и представить суду неопровержимые доказательства. И как бы ни было трудно, розыскная работа интересна, хотя стоит она многих безвозвратно утраченных дней, бессонных ночей, огромного нервного напряжения, частых командировок по разным городам и надолго разлучает с семьей.
- Надо было, засучив рукава, приниматься за поиск карателей. Все, что мне удавалось выяснить о них, складывалось по крупицам. Постепенно проявлялось истинное лицо полицая-предателя.
- После кропотливой поисковой работы были добыты данные на имеющего сходство с полицейским в милютинской райполиции Федорова, проживавшего в Ставрополье. Он или не он? Фамилия та же, имя другое. Твердой уверенности не было. Однако, свидетели, знавшие Федорова, на добытой фотографии жителя ст. Галюгаевской утвердительно опознали бывшего полицейского, участвовавшего в расстрелах советских граждан ст. Милютинской.
- С санкции областного прокурора Федоров был арестован, доставлен в г. Ростов-на-Дону и осужден.
- Труднее было искать заместителя начальника милютинской райполиции Федотова, установочные данные на которого отсутствовали. Ни имени, ни отчества, ни рода занятий. Только фамилия. К тому же, не было уверенности, что Федотов остался Федотовым. Он мог изменить фамилию и скрываться с фальшивыми документами.
- В ходе розыска в городе Урюпинске Волгоградской области был установлен Федотов, который по возрасту имел сходство с разыскиваемым. Он работал бухгалтером на свеклопункте, совершил там растрату и куда-то скрылся.
- В документах по месту работы он указал, что он в годы войны был в плену, в Германии. В Урюпинске проживала его жена, которая судьбой мужа не интересовалась, так как поддерживала с ним связь через своего сына, служившего в Советской Армии.
- Лица, знавшие полицейского Федотова, на предъявленной им фотографии бухгалтера свеклопункта утвердительно опознали разыскиваемого.
- Позже стало известно, что сын Федотова с воинским эшелоном выезжает в служебную командировку в город Ворошиловград. В пути следования он отправил в город Чистяково Донецкой области телеграмму своему отцу, которого просил прибыть в Ворошиловград на встречу с ним. В Ворошиловограде, на вокзале, они встретились. Прошли в привокзальный скверик и уединились на дальней лавочке. Покурили, побеседовали и направились в гостиницу. На второй день сын поездом выехал к своей матери, а проводивший его отец, оглядевшись по сторонам, побрел к автовокзалу. У кассы, растолкав очередь, протянул в окошко руку с деньгами и, огрызаясь на недовольные взгляды, сгреб сдачу и билет, направился в продуктовый магазин, подозрительно косясь на каждого встречного. Возле магазина он был задержан, доставлен в г. Ростов-на-Дону и осужден.
- Теперь предстоял розыск карателя Прокопенко, который при приближении частей Красной Армии к Матвеево-Курганскому району, спасая свою шкуру, бежал с немцами. Он скрывался, переходил из населенного пункта в другой вдоль линии фронта. Немцам показывал удостоверение полицая, а нашим людям предъявлял паспорт советского гражданина.
- По месту рождения и на Полтавщине, где проживала его жена, он не появлялся. В ходе розыскных мероприятий были получены данные, что вроде бы кто-то видел Прокопенко то ли ВО Львовской, то ли в Дрогобычской области. Но слух этот был давний. Проверяли эти данные, во Львове был установлен некий Прокопенко, работавший сторожем на складе. В своей биографии он написал, что на временно оккупированной фашистами территории не проживал, а служил в Красной Армии, участник Великой Отечественной войны. И все же странным был образ жизни этого «участника войны». Ночью он сторожил на складе, а днем отсыпался у своей сожительницы в небольшой коморке, оборудованной на чердаке многоэтажного дома. Вел замкнутый образ жизни, избегал разговоров о минувшей войне. Со своей женой связи не поддерживал. Однако на добытой фотографии сторожа склада был уверенно опознан, но, как потом выяснилось, его ни дома, ни на работе не оказалось.
- Было совершенно ясно, Прокопенко куда-то сбежал. Вновь пришлось затратить много сил и времени на розыск. Но это дало положительные результаты. Разыскиваемый был установлен в Средней Азии, там он был арестован и доставлен в г. Ростов-на-Дону.
- По просьбе новониколаевцев, выездная сессия Ростовского областного суда в июле 1960 года судила Прокопенко по месту совершения им преступлений. Сотня жителей присутствовала на том процессе, а многие слушали передачу по местному радио и читали об этом в районной газете. Зрительный зал нового клуба, никогда еще не вмещавший столько людей, вдруг замер, из открывшихся боковых дверей конвоиpы ввели подсудимого. Сотни глаз в абсолютной тишине проводили его до одиноко стоявшего напротив сцены стула, в метре от первого ряда. «Встать, суд идет!»- прозвучало в зале. За стол, установленный на сцене, прошли народные заседатели и председательствующий судья, не торопясь, раскрыл толстое дело.
- - Подсудимый, встаньте! Ваша фамилия, имя, отчество?
- Поочередно вызываются свидетели. Они смотрят на Прокопенко, который держит ответ перед советским законом. Чувство гадливости и омерзения вызывает этот, с позволения сказать, человек, совершивший тяжкое преступление. Сидит на скамье, сгорбившись, приставив к своему уху ладошку. «Не помню!», «Давно это было!» - монотонно повторяет он, изворачиваясь, беззастенчиво врет, пытается замести свои грязные следы, сбить с толку свидетелей или вообще отделаться молчанием, глядя исподлобья на судью, и только его колючий взгляд напоминает, каким был этот «шуцман» В сорок втором военном году.
- - Подлец! Предатель! Фашист! - неслись выкрики собравшихся в зале. Зал - огромный ком, едва сдерживаемого гнева и возмущения:
- - Ты рожу свою поганую не ховай, а погляди людям в глаза! - и в тон подхватывали: - Скот ты безрогий! Предатель! - а когда подсудимый просил суд оградить его от оскорблений, на эту законную, в сущности, просьбу зал реагировал ревом: - Расстрелять! Повесить, как собаку!»,- и кто-то уже порывался к подсудимому. чтобы привести приговор в исполнение.
- Чувствуя на спине своей сотни горящих презрением и ненавистью глаз, Прокопенко втягивал голову в плечи. Народный гнев давил на него стопудовой тяжестью. Свидетели полностью изобличили предателя в совершенных им преступлениях. Бывшие фронтовики, люди разных профессий гневно осуждали предателя. Слушая их, я все больше убеждался, что ни забыть, ни простить того, что произошло в годы войны, люди не могут. Предателей, полицаев, доносчиков, немецких прихвостней народ люто ненавидел, и в большинстве своем добил и без обращения в суды, своими руками, в гневе порой карал и женщин, которые развлекали «господ немецких офицеров» и солдат.
- Измученный, обескровленный народ имел право на свершение суда, это была его защита.
- Правосудие свершилось. Каждый из подсудимых получил по заслугам. Ни прошедшие годы, ни маскировка - ничто не спасло их от возмездия.
- Можно ли сказать, что осужденные жили спокойно? Среди людей, честно трудившихся, живших добрыми мечтами, эти преступники чувствовали себя отрезанным ломтем. Они рассказывали, как пугались каждого стука в дверь. Им чудились то шум машины, подъехавшей ночью к дому, то скрип шагов под окнами, то им казалось, что новый человек, появившийся в их окружении, приехал за ними, то мерещилось, что сосед как-то слишком долго и пристально приглядывался к ним. Их преследовали страхи, всюду им виделись чекисты. Страх ни на минуту не отпускал карателей. Временами этот страх становился паническим, особенно когда в газетах появлялись материалы о судебных процесс ах над бывшими фашистскими прихвостнями. Они понимали, что душегубство не забывается, и мысли о неминуемом возмездии угнетали их, не давали покоя ни днем, ни ночью.
- Ожидание расплаты для предателей не менее страшно, чем сама расплата. Но как избежать ее за предательство? Тогда-то и родилась у них первая, но далеко не последняя, фальшивая автобиография. Страх перед наказанием был сильнее родственных чувств, родственные «концы» могли вывести на чистую воду, поэтому они отреклись от своих жен, порвали связи с родственниками и близкими. Страх загонял их в самые глухие уголки нашей страны. Вторым женам без зазрения совести враЛи, что они - «фронтовики», что все их родственники погибли во время войны. Они искалечили жизнь честным женщинам и их детям.
- Как же эти преступники оказались на службе в полиции? Тысячи их сверстников жертвовали собой, защищая Родину. Могли быть среди них и эти люди, но животный страх за свою шкуру толкнул их на другой путь. Те, кто остались на временно оккупированной немцами территории, добровольно поступили на службу к оккупантам, другие же были призваны в ряды Красной Армии, но недолго там служили. Как только их воинская часть вошла в соприкосновение с противником, они, бросив личное оружие, сбежали. Переодевшись в штатское платье, глухими дорогами добрались до малоизвестного населенного пункта и добровольно поступили на службу к оккупантам, легко переступив ту черту, за которой началось предательство.
- Ф. МОРОЗОВ. Через все испытания. Ростов-на-Дону, 2008 г.
- Фёдор Иванович Морозов.
- Родился в 1921 году в селе Рахинка Пролейского района Сталинградской области.
- Окончил школу и три курса Дубовского зооветеринарного техникума, откуда в 1940 году был призван на службу в погранвойска на западную границу СССР.
- Участник Великой Отечественной войны.
- В органах госбезопасности служил оперативным работником с 1943-го по 1968 год.
- Награжден 29 орденами и медалями.
Количество просмотров: 10297
- Войдите или зарегистрируйтесь, чтобы получить возможность отправлять комментарии
чт, 12/01/2017 - 19:52
olenalex писал: "В органах госбезопасности служил оперативным работником с 1943-го по 1968 год. Награжден 29 орденами и медалями".
На основании запечатлённых на фотоснимке наград (одного ордена и девяти медалей), можно определить время съёмки с точностью до двух лет и двух месяцев. А именно: фотосъёмка произведена между 23 февраля 1968 года и 9 мая 1970 года.
Отправить комментарий
Войти в словарь