Страсти по Шекспиру (из адвокатских историй)
Это самая обычная история, которая могла произойти где угодно и когда угодно: мальчик и девочка друг друга полюбили. Они с рождения жили по соседству, ходили по одной улице, в одну школу, в один гастроном, на одну речку. Но - каждый сам по себе. И вот, после летних каникул Он случайно посмотрел на Нее, но как-то более внимательно, чем обычно и увидел что-то такое, чего раньше не замечал. А Она перехватила его взгляд, почувствовала что-то такое, чего раньше не чувствовала, смутилась и вечером вспоминала об этом, глядя в зеркало и гадая – что не так?
Через пару дней на перемене они снова встретились и вдруг школьный двор, волейбольная площадка, орущие первоклашки и натертая новыми босоножками нога превратились в расплывчатый и безмолвный фон. В фокусе остались лишь соединенные невидимой осью две пары глаз, в которых уже читался всем известный и никогда не стареющий сюжет.
О чем тут еще писать? Почти вся мировая литература на этом сюжете построена, и уж мы-то с вами прекрасно знаем, откуда что появляется, как развивается и чем заканчивается. Хорошо, когда гробовой доской, хуже, когда первой немытой тарелкой, совсем плохо, когда и тем и другим одновременно. В любом случае литературный сюжет, повинуясь законам жанра и извиваясь по прихоти автора от экспозиции к кульминации, от завязки к развязке, существует в стерильных условиях. Он заранее выверен, он логичен и красив. Ведь это - искусство!
Однако жизнь, друзья мои, это всего лишь слабое подобие искусства. Не подчиняясь законам жанра, она подсовывает нам ненужные подробности, досадные мелочи, лишние детали, которые искажают, уводят в сторону, а иногда просто уничтожают сюжет. Будь я писателем, я мог бы себе позволить пренебрежительное отношение к подробностям, мелочам и деталям в угоду сюжету. Так я когда-то ремонтировал утюг: разобрал, собрал, а ненужное выбросил. Ну, скажите, какое значение имеет цвет одеяла, под которым Ромео и Джульетта утром прислушивались к пению жаворонка? Да, никакого!
Но угораздило же меня стать адвокатом, испытывать все прелести профессиональной деформации, копаться в ненужных подробностях, досадных мелочах и лишних деталях, пренебрегая сюжетом, жанром и искусством! Признаюсь, бывает противно, но я терплю…
***
К сожалению, случайный взгляд, невидимая ось, последовавшие за ними первые поцелуи, вздохи и их логическое завершение (а оно, как говорила моя бабушка, таки да было) - это предыстория. История же началась потом, когда логическим завершением заинтересовались правоохранительные органы. А, раз они заинтересовались, то нужно заглянуть в документы наших героев и узнать их анкетные данные.
Он – пусть будет Ромой, учеником одиннадцатого класса МБОУ СОШ (так сейчас называют бывшие школы) и на момент вышеописанного плотоядного взгляда семнадцати лет от роду. Она – допустим, Юля (это логично) и ей только что исполнилось тринадцать. Внешность у них обычная – джинсы, майка, кроссовки и мобильник. Успеваемость нормальная – тройки по математике и физике, зато пятерки по истории и физкультуре. По месту жительства характеризуются положительно, на учете нигде не состоят, дорогу переходят на зеленый свет, руки перед едой моют. Из особых примет – Юля с детства имела хороший аппетит, поэтому вес у них с Ромой тоже был одинаковый, несмотря на разницу в возрасте.
Кстати, возраст героев в данном случае является квалифицирующим признаком и об этом надо написать подробнее. Дело в том, что как раз в ту пору в стране шла ожесточенная борьба с педофилами. Буквально в считанные дни благодаря депутатам, кандидатам и другим, озабоченным судьбами подрастающего поколения людям, проблема обозначилась настолько остро, что потребовала немедленных и энергичных решений. Предлагались такие, до поры дискуссионные меры, как химическая кастрация извращенцев, выселение их в огороженные резервации барачного типа, пометка опознавательными нашивками на одежде.
В то же время без особых дискуссий в Уголовный кодекс были внесены поправки, касающиеся «половых сношений с лицами, не достигшими четырнадцати лет, совершенных лицами, достигшими восемнадцатилетнего возраста». Это было ответом на вызов времени. Только что отгремели бои с организованной преступностью и терроризмом, еще не утихли схватки с оборотнями в погонах и коррупцией и, вот, появился новый враг – педофил. Естественно, что после четкого обозначения нового фронта борьбы возник и новый показатель в работе правоохранителей. Каждый уважающий себя следственный орган должен был иметь в своем производстве хотя бы пару соответствующих уголовных дел. Но, если к началу кампании педофил, судя по сообщениям в прессе, извращался почти открыто, нагло, никого не опасаясь, то после брошенного вызова он ушел в подполье, маскируясь под воспитателя, учителя или эстета. От такого коварства страдало не только подрастающее поколение, но и статистика, которая в ходе борьбы, прошу заметить, бывает намного важнее самой борьбы. В создавшихся условиях каждый проверочный материал подобного рода шел в зачет и ставился на контроль.
Вот почему плотоядный взгляд, брошенный вроде бы случайно, дал впоследствии неожиданные и не предусмотренные известным сюжетом всходы.
***
Наши влюбленные были настолько поглощены своими чувствами, что не заметили изменений в нравственном климате страны. Они не заметили даже того, что их отношения перестали быть тайной – все было как во сне. Но какая, на фиг, тайна, если они ходили по одной улице, в одну школу, в один гастроном, и уже не каждый сам по себе, а держась за руки. Если расставание на сорок пять минут урока выливалось в трагедию, а задержка ответа на смс-ку грозила вселенской катастрофой. Школьное сообщество это обсуждало, завидовало, восхищалось и требовало подробностей. Соседи тоже любопытствовали и провожали парочку взглядами.
Очнулись герои лишь после того, как примерно в середине второй четверти по пути в школу Рома уткнулся грудью в пивной живот потенциального тестя. Юля отошла в сторонку, и не слышала настоящего мужского разговора. Рома клятвенно заверил, что у него серьезные намерения (а так оно, кстати, и было) и что до свадьбы – ни-ни (и это тоже пока было правдой).
После состоявшегося разговора дети стали дружить официально – Рома провожал Юлю уже не до угла и смело заходил в дом, а Юля, бывало, помогала Роминой маме мыть посуду.
Тут надо произнести тост за родителей. Юлина семья не отличалась либерализмом, но и ханжами их назвать было нельзя. Дочь дружит с парнем – это хорошо. Лишь бы не курила и уроки не прогуливала. А Ромина мама - так та вообще радовалась, глядя на то, какой сын стал взрослый. Тем не менее, кое какая разница во взглядах на ситуацию у представителей обоих семейств была: когда ваш сын встречается с девушкой, то считается, что имеем мы, а когда у вас дочь, считается, что имеют нас. Поэтому насчет ни-ни с Юлей была проведена профилактическая беседа, сопровождаемая заклинаниями и примерами из жизни. Правда, у мамы в анамнезе был первый аборт в шестнадцать лет, но это в набор аргументов не входило. Тогда были другие времена.
Между тем, гормоны, несмотря на профилактику, уже делали свою безнравственную и разрушительную работу, пытаясь пробить брешь в плотно закупоренном сосуде. Тут не только мама – даже отец Лоренцо не смог бы помочь.
***
Прошел Новый год, майские праздники и выпускной вечер – Рома не нарушал клятву. Зато было найдено много способов обойти запрет, и в этих поисках дети изрядно преуспели. Юлин хороший аппетит, вопреки утверждению францисканца Лоренцо, от излишества не портился, а лишь разгорался. Так прошло лето, и не было ни одного дня, ни одного часа, ни одной минуты порознь - даже на расстоянии. Если бы Шекспир знал о мобильных телефонах и социальных сетях, то не загнал бы своих героев в гроб. Но тогда тоже были другие времена.
Жизнь представлялась нашей паре ясной и безоблачной, как минимум, до пенсии: через месяц Рома идет в армию, Юля пока учится, потом красивая свадьба (или, может, просто поехать куда-нибудь…нет, все-таки свадьба.. или… короче, посмотрим), потом квартиру снимем (нет, лучше дом купить. В кредит…или…ладно, разберемся), потом сына родим (или дочь? или… в общем, неважно), потом … ты меня любишь? …и я тебя… Затемнение.
А потом наступил день восемнадцатилетия Ромы, и события стали стремительно отклоняться от намеченной перспективы, развиваясь в сторону криминала. Потому, что, напомню, есть статья.
В соответствии с показаниями свидетелей-гостей, виновник торжества перед десертом удалился с потерпевшей во флигель, расположенный в глубине двора. Отсутствовали они примерно часа полтора – во всяком случае, торта им уже не досталось. Во флигель свидетели не заглядывали, но из протокола осмотра места происшествия видно следующее (цитирую): «вход во флигель осуществляется через деревянную одностворчатую дверь в восточном направлении, которая на момент осмотра открыта, войдя во флигель с правой стороны стоит кровать, которая застелена разноцветным одеялом… следов биологического происхождения при осмотре не обнаружено… в ходе осмотра производилась фотосъемка…».
Одеяло на фото действительно было разноцветным, что, разумеется, имело важное доказательственное значение, придавало ситуации неповторимый колорит и некоторую пикантность.
Да, не выдержал Рома и нарушил данное папе обещание. Но попробуйте-ка устоять под натиском равной по весу, но явно превосходящей по темпераменту Юли. Парень уходит в армию, гормональный фон, как в Чернобыле, оковы девственности достали, перспектива до пенсии ясна – какие вам еще аргументы нужны? Да, не нужны нам аргументы! Они нужны осмотрительным и осведомленным, умным и равнодушным, невлюбленным, невидящим и неслышащим - тем, кто может все объяснить дофаминэргической целеполагающей мотивацией к формированию парных связей. Это она, дофаминхреническия, или как там ее, мотивация виновата, а не Рома. Это она, словно цунами, проглотила, переварила и превратила в бесформенную кучу мамину профилактику, папин живот и депутатскую озабоченность.
Для нас главный аргумент – любовь. Он же и единственный.
***
«-Уходишь ты? Ещё не рассвело. Нас оглушил не жаворонка голос, а пенье соловья…
- Нет, это были жаворонка клики, глашатая зари...».
Картина художницы Анжелы Джерих. ИСТОЧНИК
Ну, конечно, это были жаворонка клики. Соловьи осенью не поют. В положенное время Рома ушел в армию, оказался в учебке где-то под Читой – и, вот, уже целый месяц ни письма, ни звонка.
Как раз в тот день, когда Рома, закрепляя знания строевого устава, впервые чистил ротный сортир, Юля проходила осмотр у гинеколога. При этом, несмотря на расстояние в несколько тысяч километров, дети испытывали одинаковые чувства.
Одно дело, когда школьники идут к доктору, и совсем другое, когда учащиеся МБОУ СОШ прибывают к сотруднику МЛПУЗ. К доктору можно, в МЛПУЗ – гадко. И отвертеться нереально, потому, что есть приказы Минздравсоцразвития, Минобрнауки, межведомственные инструкции, методические рекомендации и прочие целеполагающие мотивации. В конце концов, осмотр - это плановое мероприятие, это отчет, это показатель, это святое.
По итогам мероприятия девственниц в двух восьмых классах оказались на три с половиной процента больше, чем в предыдущем отчетном периоде, что могло бы свидетельствовать о хорошей педагогической работе. Но все хорошее было перечеркнуто тетей-гинекологом, которая, обнаружив у Юли увеличение размеров матки, заподозрила неладное и сообщила об этом директору школы. Потом ультразвуковое исследование с мамой в коридоре, при живейшем интересе администрации МБОУ СОШ и – вот вам педагогический брак – беременность семь недель. Угроза двойки в полугодии по математике сразу же отошла на второй план.
Реакция родителей не-ханжей сильно отличалась от пения соловья. Это были даже не жаворонка клики (соседи могут подтвердить), и Роме повезло, что он тогда был под Читой.
***
Однако, хватит лирики. О чем бы там ни пели разные пернатые, их песни не могут изменить утвержденный уже упомянутым Минздравсоцразвития и согласованный с еще не упомянутым Министерством внутренних дел «Порядок информирования медицинскими организациями органов внутренних дел о поступлении пациентов, в отношении которых имеются достаточные основания полагать, что вред их здоровью причинен в результате противоправных действий».
Стиль, конечно, не шекспировский и даже не мой, но, чтобы избежать неуместной иронии, поясню – документ сам по себе нужный. Представьте себе, что в больницу (она же МЛПУЗ) поступает пациент, имеющий в голове аккуратное отверстие диаметром девять миллиметров. Конечно, у доктора есть основания полагать, что этот вред здоровью был причинен в результате противоправных действий. Нужно проинформировать, кого следует. А, если, например, к доктору пришли родители с результатами анализов, дающими основания полагать, что их дитя беременно? Как быть?
У доктора есть врачебная тайна и клятва Гиппократа. У сотрудника МЛПУЗ – Порядок и Минздравсоцобр. С учетом того, что вся эта смесь оказывается в одном флаконе, у его носителя возникает опасность диссоциативного расстройства идентичности. Чтобы идентичность не расстроилась, нужно определиться – ты, вообще, кто?
Тетя-гинеколог определилась и капнула о беременности Юли, куда следует с приложением необходимых документов, заверенных надлежащим образом.
***
Все смешалось в доме Капулетти: рожать нельзя, аборт делать страшно, замуж выходить рано, раскаиваться поздно.
Как вы говорили? Жаворонка клики иль пенье соловья? Нет, мои дорогие! Это жареный петух прозаически клюет вас в жопу. Красивой свадьбы не будет, папу вероломно поимели, маме напомнили о кармическом долге, а дни, между тем, безжалостно складываются в недели и оставляют все меньше времени для раздумий.
Любовь для нас уже не аргумент. Она нужна неосмотрительным слепоглухонемым дуракам. На исходе десятой недели семья, утерев слезы и сопли, решила прервать беременность.
***
А где же Рома, любовник страстный, безумец пылкий?
Он, научившись чистить сортиры, маршировать и разбирать-собирать автомат Калашникова, был направлен для дальнейшего прохождения службы на маленький полигончик. Боевая задача подразделения, притаившегося между забайкальскими сопками, состояла в имитации запуска баллистических ракет, чтобы дезориентировать потенциального противника. Сортир там был маленький, маршировать негде и некуда, а вместо автомата солдатики пользовались совковой лопатой и метлой. Служба, таким образом, предстояла необременительная, за одним, однако, исключением – из соображений секретности на полигончике не было сотовой связи. Только письма с обратным адресом полевой почты. Вот, такой облом. Рома не был графоманом и, как современный человек, привык заменять пятистопный ямб смс-ками и смайликами. Первое, выстраданное на полстраницы письмо, пришло лишь под Новый Год. Юля, к тому времени, уже опустошенная и безучастная, лежала на диване, глядя в потолок, и на письмо не ответила. Что могла она ответить?
***
Жалко деток. И птичек жалко. Но с ними покончено и уже не они мои герои.
Капля от тети-гинеколога попала в благоприятную среду: бесформенная куча из депутатской озабоченности и других известных компонентов ожила, зашевелилась и стала обретать очертания, цвет и запах. Появился материал. Серая папочка с номером. Кто в теме, тот понимает важность этого события. Если жизнь – это слабое подобие искусства, то материал – это ее полная замена. В жизни может быть все, что угодно – любовь, морковь, розы, морозы, больная печень и невозвращенный долг…да мало ли что еще. Но, если это не отражено в материале, то ничего как бы и нет. И наоборот – текст на бланке с входящим номером может полностью заменить реальность, и через много лет любопытный потомок, заглянув в папочку, скажет, что именно так оно и было. Запрос-ответ, входящий-исходящий, справка-рапорт, объяснение-уведомление, подпись-печать - содержимое созревает, густеет, формируется и, наконец, выходит наружу в привычном для нас виде. Вот оно-то и есть мой настоящий герой. Ведь я адвокат, а не писатель.
Пока Юля исправляла двойку по математике и плакала по ночам, понимая, что на самом деле уже ничего исправить нельзя, пока незнающий Рома тщетно ждал писем и считал дни до дембеля, пока таял снег и вхолостую пели известные из предыдущего изложения птицы, мой герой рос, крепчал и ждал своего часа. Сначала он явился в виде участкового инспектора, потом инспектора по делам несовершеннолетних, потом оперуполномоченного, просто уполномоченного и еще кем-то управомоченного. Всех интересовали подробности, мелочи и детали, которые мама, как законный представитель несовершеннолетней, на пятый раз уже выучила наизусть и описывала без запинки на чистом канцелярите. Однако, наружу ничего не выходило. Для пассажа нужна была идея.
Наконец, возникшую гастроэнтерологическую проблему решил районный прокурор, который сопоставил возникшие вызовы времени с текущей статистикой и сформулировал нужную идею. Это педофилия! На то он и прокурор, чтобы выявлять, устранять и предупреждать.
И час настал! Юлина мама, по предложению прокурора написала заявление о том, что, мол, две равноуважаемых семьи в Кукуйске, где встречают нас событья, ведут междоусобные бои и для того, чтобы не произошло то, что некогда случилось в Вероне, попросила на основании изложенного и в соответствии со статьями принять меры к наказанию посягнувшего, восстановлению нарушенного и недопущению впредь.
Прокурор живо откликнулся на просьбу и организовал проверку. Нарушенное уже не восстановишь, но закон, есть закон. Dura lex, sed lex, так сказать. Конечно, lex бывает дурой, но есть материал, есть графа в ведомственной отчетности, есть общественный резонанс и, наконец, необходимость устранить и предупредить выявленное.
Так у серой папочки появилось имя: «материал по факту полового сношения…». Назад пути нет – только вперед, в следственный комитет. Материал переоделся в новую, более приличную обложку, получил солидный номер и превратился в уголовное дело. Содержимое и запах, однако, остались прежними. Понюхайте сами: «Ромео М., будучи лицом, достигшим восемнадцатилетнего возраста, имея умысел на удовлетворение своих сексуальных потребностей, находясь по такому-то адресу, такого то числа такого то месяца такого то года, примерно в девятнадцать часов тридцать минут (более точное время следствием не установлено), совершил половое сношение в естественной форме с Джульеттой К., достоверно зная, что последняя не достигла четырнадцатилетнего возраста…»
Вот, как нужно читать классику, любопытный потомок. Остальное – лишь слабое подобие искусства.
***
Любой нормальный писатель порвал бы это дело в клочья, а прокурора-педофилофоба женил на тете-гинекологе, чтобы они, объединившись в дофаминэргическом порыве, безуспешно искали естественные формы удовлетворения своих потребностей и не искажали сюжет.
Но я связан процессуальными рамками и серой папочкой. Вот она – лежит рядом, как живая.
Из показаний потерпевшей видно: «Примерно в девятнадцать часов тридцать минут мы с Романом проследовали во флигель, расположенный в глубине двора, где был разложен диван, на который мы сели, стали общаться, смеяться и целоваться и незаметно оказались в нижнем белье, после чего Роман, достоверно зная, что мне нет еще четырнадцати лет, так как до этого мы уже долго встречались, спросил, готова ли я совершить с ним половое сношение, на что я ответила своим согласием, после чего он совершил со мною половое сношение в естественной форме, до этого я половой жизнью не жила и ничего об этом не знала…».
Ладно, про прежнюю жизнь можно стерпеть – жанр требует, чтобы потерпевшая имела незапятнанную репутацию и ничего об «этом» не знала. Но остальное? Что подумает любопытный потомок о моральном облике своего деда?
Поверь, потомок, они действительно любили друг друга – так же, как это делали их предки, так же, как это будешь делать ты. Все времена одинаковы, просто формы статистической отчетности бывают разные. Кто-то отчитывается в естественной форме, а кто-то в извращенной; кто-то имитирует запуск баллистической ракеты, чтобы дезориентировать противника, а кто-то имитирует дуру лекс, чтобы дезориентировать вышестоящее руководство, а заодно и тебя, неосмотрительного и слепоглухонемого. Эта имитация и есть основная идея, благодаря которой из серой папочки выходит наружу мой герой. Не важно, что происходит на самом деле – любовь, морковь или больная печень. Главное, чтобы не было претензий сверху. И никакого диссоциативного расстройства идентичности у профессионального имитатора не возникает. Он определился и для него это уже естественная форма существования, а вовсе не диагноз.
***
Юля была признана потерпевшей, поскольку совершенным преступлением ей был причинен моральный вред. Теперь, в результате мер прокурорского реагирования ей причинялась очевидная моральная польза.
На допросы потерпевшую сопровождала мама, со слов которой следователь писал протоколы, добавляя доступные его пониманию стилистические изыски. Это он придумал через восемь месяцев искать следы биологического происхождения на разноцветном одеяле, писать запросы в школу о предоставлении характеристики потерпевшей с подробным описанием случившегося, допрашивать соседей о том, что им известно о половом сношении, имевшем место примерно в девятнадцать часов тридцать минут (более точное время следствием не установлено). Юля молча кивала и подписывала, где нужно.
Одновременно через местный военкомат из диких степей Забайкалья был доставлен конвоем для предъявления обвинения и допроса уже знающий обо всем, но не понимающий ничего Рома. Лишь после двух дней на нарах в изоляторе с доходчивыми объяснениями про от трех до семи и жареного петуха, он кое-что понял. Но не все. Ему обязательно нужно было увидеть Юлю, а это было невозможно.
Обвиняемый полностью признал свою вину и показал, что действительно, будучи, находясь и заведомо зная, совершил то, что написано на бумаге. В содеянном раскаивается. Конечно, про раскаяние он соврал, но следователь об этом не догадался и отпустил злодея под подписку о невыезде и надлежащем поведении. Рома снова пообещал, что до приговора суда - ни-ни. Но какое, на фиг, ни-ни, если они жили на одной улице и ходили в один гастроном… Там и произошла встреча. Он шел за хлебом, а Она – за молоком. Или наоборот. А, скорее всего, это вообще не имело никакого отношения к гастроному. Просто их глаза встретились, и гастроном растворился вместе с улицей, протоколами и обещаниями.
Как ты думаешь, потомок, что было дальше? В материале об этом ничего нет, но это не значит, что ничего не было. Было! Придумай сам, что именно. А я сделаю затемнение, потому, что мне не нужны эти подробности мелочи и детали.
***
Суд был в так называемом особом порядке – это, когда подсудимый со всем согласен и доказательства не исследуются. Действие вместе с приговором занимает полчаса, и срок дают меньше, чем обычно. Процедура для адвоката скучная.
На риторический вопрос судьи о том, есть ли у кого-либо из участников процесса ходатайства, потерпевшая вдруг подала голос. Мамина нога под столом попыталась пресечь попытку, но было поздно.
Юля протянула судье тетрадный лист в клеточку: «Я не считаю себя потерпевшей, никакого морального вреда мне не причинено. Прошу прекратить уголовное дело в отношении моего любимого Ромы и не разлучать нас. Пожалуйста! Подпись. Дата».
Тут бы и занавес дать. Но вы же знаете, кто я. И кто они. Не удалось мне это дело порвать в клочья. Суд признал ходатайство Юли необоснованным и не подлежащим удовлетворению. А Роме впаял три года лишения свободы.
С учетом чистосердечного признания и хороших характеристик, наказание было назначено условно с испытательным сроком.
***
Нет, не женю я прокурора на гинекологе. Пусть в наказание за искажение сюжета добывают дофамин собственноручно. И бессрочно.
Владимир ЛИВШИЦ.
Количество просмотров: 3620
- Войдите или зарегистрируйтесь, чтобы получить возможность отправлять комментарии
чт, 25/04/2019 - 23:56
Да уж! История достойна наших дней. Вывод один: не связываться с малолетками.
Отправить комментарий
Войти в словарь