Судья Леонид Акубжанов: приговорил Чикатило к смерти

Глава из автобиографического романа бывшего председателя Ростовского областного суда Антонины Федоровны Извариной "У Фемиды неженское лицо" (Ростов-на-Дону, 1998) повествует о судье Леониде Борисовиче Акубжанове, том самом, который вел процесс по делу сексуального маньяка и серийного убийцы Чикатило, и приговорил его к смерти.  Интересны малоизвестные подробности вокруг рассмотрения этого дела в суде, интересно описана и колоритная личность самого Леонида Акубжанова...

...Внешне сдержанный и спокойный, он с давних пор вызывал к себе тайный интерес и внимание окружающих. Анастасия помнит, как однажды во время ее приезда в Азовский суд ей тоже захотелось повнимательней к нему присмотреться: своеобразная натура, несущая в себе и своеобразный характер.

Внешне сдержанный и спокойный, он скрывал и подавлял в себе бушующие эмоции, темпераментные оценки, неординарные взгляды. После совещания с судьями в Азове, где разбирались сложные конкретные правовые ситуации, подошел один из молодых судей и произнес с некоторым удивлением: "У вас что, Соломон за пазухой сидит и дает советы?!"

Внешне сдержанный и спокойный, он мог произнести очень необычную фразу, из которой становилось ясным, что он давно осмыслил тебя, имеет о тебе выверенное представление и мог бы многое сказать о тебе, но произносит короткую фразу: "Пусть Вас любят только те, кто этого достоин".

Вот уж поистине человек, соответствующий известному афоризму: пусть словам будет тесно, а мыслям просторно.

 

Одни говорили о его нелюдимости, другие же считали: этот человек - очаг тепла и добра. Такие противоположные качества не могут уживаться в одном человеке; значит, кто-то ошибается в своих оценках. Однако его судебная деятельность в Азовском суде показала, он действительно своеобразный человек, но и судья неординарный. Поэтому, когда возник вопрос о переводе его из Азовского народного суда в Ростовский областной суд, Анастасия как начальник отдела юстиции без колебаний дала согласие на его перевод. Грамотный юрист, работоспособный, ответственный, находчивый, в меру коммуникабельный, умеющий себя остановить - такие судьи нужны в областном суде.

 

Вскоре в областном суде о нем говорили: "ну, судья к нам пришел... Мать у него законность, а отец - Азовский суд. С одной стороны, скрупулезное следование духу и букве закона, с другой стороны, - как все в азовском казачьем стане несет ароматы вольного казачьего характера. Он знал отзывы о себе и предпочитал выразительно молчать. Молчание более достойно удивления и славы, чем многоречивость, переходящая в болтовню.

 

Вы встретите его в просторных коридорах областного суда, идущего будто неспешной, но целеустремленной походкой. Вы увидите перед собой внутренне сосредоточенного, несколько отрешенного, знающего себе цену человека. Этот человек - судья, которого с очень раннего возраста называют по имени отчеству - Леонид Борисович. Живет Леонид Борисович по твердым своим принципам: будь скуп на потребности, щедр на отдачу, питайся за счет труда своего. Помни: смелость и мужество прибавляют тебя, слабость и трусость лишают мощи и силы...

 

Примерно дней через десять после избрания Платовой председателем областного суда Леонид Борисович без предупреждения вошел к ней в кабинет Он не имел привычки предупреждать каким-либо образом о своем приходе. Открывал дверь и спокойно входил в кабинет, и уже на ходу излагал свою проблему. Если Анастасия была занята, прикрывал двери. Эта манера у многих сослуживцев вызывала удивление. Леонид Борисович знал об этом, но расстаться с ней не желал.

Войдя в кабинет Платовой, Леонид Борисович от порога задал вопрос:

- Почему американцы много и часто улыбаются? Вы замечали это, Анастасия Федоровна? Им, видимо, с пеленок разъясняют, что смех, улыбка - это раскованность, уверенность в работе и в жизни.

Анастасия в ответ произнесла: "Помните стихи Кольцова: "С радости - веселья хмелем кудри вьются. С горести-печали русые секутся".

- Вы меня правильно поняли. Не поздравить с избранием на должность председателя областного суда еще раз я зашел. С чем тут поздравлять?! Хочу сказать: несмотря на то, что вы уже работали здесь, однако, не в роли руководителя суда. Будут трудности, но с Вашим опытом все будет нормально.

- Спасибо, будем работать.

 

Анастасия знала, что работать в коллективе организации, куда стекаются для оценок и разбора самые сложные и конфликтные житейские ситуации, без нравственных запасов, без навыков естественной самозащиты нельзя. Поэтому для себя она определила: важно быть жизнерадостной, искренней, приветливой, уверенной в себе... Об этом и хотел ей напомнить Леонид Борисович.

- Сильный человек, - подумала Анастасия. - Ему будут самые трудные уголовные дела по плечу.

 

Рассматривать пришлось Леониду Борисовичу очень трудные по эмоциональному восприятию и сложные в правовом отношении уголовные дела в большом количестве. Своеобразие дел добавляло ему не только опыта, но формировало и закаляло его характер. Он на какой-то отрезок времени оказывался в исключительных обстоятельствах, когда казалось, что не хватит сил выжить. Однако приходилось максимально мобилизоваться, и жизнь продолжалась.

Особо "повезло" Леониду Борисовичу с рассмотрением дела сексуального маньяка - убийцы Чикатило.

 

Об уникальном процессе собирались рассказать (и были аккредитованы) корреспонденты от 68 средств массовой информации из Великобритании, Франции, США, Норвегии, Канады, Италии, Швейцарии, Швеции, ФРГ и, конечно, от России.

Дело в областной суд доставили машиной, состояло оно из 222 томов.

В дневнике Леонид Борисович сделал в своей манере короткую запись:

"Пришло дело Чикатило. Ужас и кошмар - Чикатило убил 21 мальчика, 15 девочек и 17 молодых женщин и девушек... В сознании не укладывается, как он рвал и терзал свои жертвы. И это же дети. И он признает. Кошмар. Море крови"...

 

В историю юриспруденции дело маньяка Чикатило вошло под названием "Лесополоса". Зверь в человеческом обличье убивал людей, ел человечину, в себя заглядывать никогда не собирался. Считал себя талантливым, гениальным. Мечтал стать таким, как Сталин. Любой ценой хотел показать обществу, какой он "необыкновенный".

 

Эксперты выявили у убийцы целый комплекс сексуальных отклонений: стремление удовлетворить половую страсть с детьми. Он получал удовольствие от насилия над уже мертвыми жертвами. Вид крови приводил его в крайнее возбуждение. Чикатило - садист: откусывал у жертв губы, языки, у женщин - соски. У мальчиков вспарывал животы, разбрасывал кишки, вырезал яички, кусал их с наслаждением, вырезал через живот женские матки.

При всем при этом он был вменяем, так как способен отдавать отчет в своих действиях и руководить ими. Убийства готовил тщательно.

 

В первый день слушания дела Чикатило по обстановке вокруг здания суда было видно, что слушается необычное дело. Дежурил усиленный вооруженный наряд милиции и конвоя. Наготове стояло несколько машин "Скорой помощи" для родителей и родственников погибших. Толпы людей, желающих увидеть убийцу и присутствовать на судебном заседании, затрудняли проход к "Дому правосудия". В зал судебного заседания, где рассматривалось дело, входили по пропускам. Телерадиоаппаратура заполняла подъезд к областному суду, фойе и зал заседаний. Масса корреспондентов.

 

Анастасия вошла в зал заседаний, остановилась на возвышении у стола суда. Необходимо было почувствовать обстановку, в которой будет работать суд.

Чикатило сидел за решеткой. Лицо его было спокойно, глаза холодно смотрели в пространство поверх голов, находящихся в зале людей.

Осанка гордая, он явно позировал перед объективами фотоаппаратов и телекамер. Перед первым рядом скамеек на полу лежала пожилая женщина. Возле нее хлопотали медицинские работники в белых халатах. Подавленные стенания, всхлипывания. Ненависть к убийце была написана на лицах собравшихся в судебном зале.

До начала заседания суда оставалось 15 минут. Уже через минуту Платова всем существом своим почувствовала пространство зала. Оно было заполнено какой-то особой атмосферой весьма тяжелого отрицательного содержания. Подобных ощущений Анастасия раньше не испытывала. Казалось, боль, стоны жертв, горе матерей сгустились до материального состояния и давили на сердце, глаза, кожу.

 

Платова вышла из зала. По пути к приемной зашла в кабинет Леонида Борисовича. Он давал распоряжения секретарю, разъяснял народным заседателям, как они должны расположиться за судейским столом.

- Здравствуйте. Ну что? С Богом. Тяжелое дело. Имейте в виду, что более трех часов в день работать в зале заседаний не следует. Стремитесь сократить время за счет более тщательной подготовки к заседанию по материалам дела.

- Не понимаю.

- Затраты вашей жизненной энергии будут идти в повышенных объемах. Первый признак перерасхода энергии и душевных сил потеря веса. Имейте это в виду и контролируйте себя.

- Не может этого быть! Какая потеря сил, если я в футбол играю наравне с подростками.

- Я еще раз прошу вас, Леонид Борисович, отнеситесь к моей рекомендации ответственно. Вспомните хотя бы, сколько времени уже затрачено на изучение материалов дела. Столько же будет затрачено в случае передачи дела другому судье.

 

Через два месяца Леонид Борисович записал в своем дневнике:

"Начинает нарастать ажиотаж прессы".

Еще через две недели:

«Пресса замучила своей необъективностью... Поведение прокурора Герасименко - представителя Генеральной прокуратуры РСФСР - ведет дело на срыв... Явно ведет, не скрывает (явно влияние Москвы)».

 

Не вмешиваясь в судебный процесс, Платова следила, как складывается обстановка по делу.

Газеты заполнили статьи о судебном процессе. Коллеги время от времени заходили послушать процесс, поставить себя на место председательствующего, попытаться представить, как бы заседание по делу вели они. Им казалось, что Леонид Борисович многоречив. Выходили из зала, обсуждали ход дела, реплики председательствующего. Говорили, что он вступает в разговор с подсудимым, когда в этом нет необходимости. Содержание дела их не трогало, в центре их внимания был Леонид Борисович.

Представитель прокуратуры каждое утро заходил к заместителю председателя по уголовным делам, и вскоре в тот же кабинет приглашался Леонид Борисович.

В судебном заседании прокурор дважды заявлял отвод судье, но народные заседатели отводы отклонили.

Анастасия понимала, что зреет судебно-правовой конфликт.

 

В один из рабочих дней к Платовой попросился на прием эксперт-психиатр. Внешне человек внушительного вида, вошел в кабинет председателя областного суда. Основательно расположился на стуле у приставного стола. Неспешно разложил, захватив часть стола Платовой, какие-то бумаги, заполненные русским и иностранными текстами, и заговорил ...

Эксперт говорил о том, какой редкостной для психиатрии личностью является Чикатило. Есть светлые люди и темные. Есть в жизни черные и белые. Чикатило - среднее между тем и другим. у него, эксперта, сложилась уверенность, что Леонид Борисович желает "подвести" подсудимого под расстрел. Судья много говорит. Обвинительное заключение читал в таких интонациях, как будто сам выступает государственным обвинителем.

Психиатрическая экспертиза же, проведенная научным центром, подошла к личности Чикатило дифференцировано. Заключение отметило, что Чикатило в последних эпизодах убийств был ограничен в возможностях отдавать отчет своим действиям и руководить ими, так как у него начали развиваться психопатологические процессы. Встречаются личности, о психике которых нельзя сказать: здоров или болен. это как бы полутона между черным и белым. Не здоров и не болен.

 

- Я понимаю, - сказал эксперт - психиатр, - наше заключение всего лишь рекомендация суду. Но вот перед вами мной положены прошения многих ученых, научных центров мира с просьбой сохранить жизнь Чикатило. Представляете, сколько докторских диссертаций может быть защищено на базе такого ценнейшего материала, каким является ваш монстр?

Он говорил безостановочно около получаса, продемонстрировав наличие у себя тех же черт, в частности, многоречивости и самовосхваления, в которых упрекал Леонида Борисовича. Видимо, всем людям в экстремальных ситуациях свойственно для большей убедительности много говорить, полагая, что они обрисовывают проблему всесторонне.

Платова слушала его, не перебивая ни жестом, ни взглядом, ни словом. Надо сказать, слушать людей она умела, по ней невозможно было предугадать ее решение, ее ответ, чем и подталкивала их к подробнейшему изложению проблемы.

- Прошу Вас, Анастасия Федоровна, пере говорите с судьей о нецелесообразности расстрела Чикатило. Погибших не вернешь, а подсудимый. уникальный экземпляр, нужен науке.

- Извините, - сухо произнесла Анастасия, - но говорить с судьей на подобную тему, значит оказывать давление на него. Законом запрещено воздействие на судью при рассмотрении конкретного судебного дела с целью как облегчения, так и усугубления положения подсудимого.

- Как же вы тогда руководите судьями? - вспылил психиатр.

- А это уж мои проблемы. Леонид Борисович - грамотный судья. Если он будет не прав в своем решении, Верховный суд сможет вовремя исправить ошибку. Государственное обвинение не дремлет если будут незаконные действия судьи, неправильное решение обязательно опротестует.

 

На следующее утро Платова пригласила своего помощника.

- Николай Сергеевич, постойте где-нибудь в коридоре и понаблюдайте, зайдет ли в кабинет заместителя председателя по уголовным делам прокурор из Москвы, участвующий в процессе у Леонида Борисовича. Затем, зайдет ли туда же Леонид Борисович сразу после ухода прокурора. Как только он зайдет к заместителю, предупредите меня.

Через сорок минут Николай Сергеевич сообщил Платовой:

- Все произошло, как вы сказали.

- Спасибо, - Анастасия с будничным лицом, с видом человека, случайно заглянувшего к коллегам, вошла в кабинет заместителя.

Леонид Борисович был возбужден. Его внешность свидетельствовала о сильнейшем переутомлении и проведенных бессонных ночах. Осунувшееся лицо, впавшие глаза, пропитан запахом табака.

Она услышала обрывок его фразы:

- ...давление отовсюду. Прокурор проявляет непонятную заинтересованность. Зачем вы его слушаете, но главное - зачем все пересказываете мне?

- Что произошло, Леонид Борисович? - спокойно спросила Платова.

- Прокурор хочет сорвать слушание дела. Заявляет мне отводы по надуманным основаниям. Утверждает, что я дело веду с обвинительным уклоном. Заместитель упрекает, что я много говорю.

- А зачем вы много говорите?

- Я не говорю, а зачитываю материалы дела.

- Судья должен больше слушать и создавать для всех участников процесса условия, чтобы они говорили как можно больше. Вам же будет тогда легче отыскать Истину. Нигде, кроме как в судебном заседании по конкретному делу, вы ее не добудете, Леонид Борисович, - строго произнесла Платова.

- Анастасия Федоровна, я хочу достучаться до души Чикатило.

- Вы надеетесь достучаться до Чикатило? Не достучитесь. До него достучаться невозможно. В его душу стучалось более пятидесяти человек, если поверить обвинительному заключению. Люди стучались к нему в душу с кровавой ценой на губах. Он сейчас спасает свою шкуру - и это его право, молчать - его право, изворачиваться - тоже он вправе. Прекратите утруждать себя, не тратьте впустую время. Воспитательные меры здесь ни к чему. Займитесь делом чисто по-судейски,

В глазах Леонида Борисовича застыло удивление. Анастасия пристально смотрела ему в лицо. Он не отрывал взгляда от нее. Между ними шел психологический разговор без слов. Тот разговор на коротких или даже на полуфразах и между фраз, к которым он привык. Словам тесно, а мыслям просторно. Его взгляд выразил благодарность. Леонид Борисович повернулся к заместителю:

- А вы мне за все наши встречи этого не говорили.

Встал и вышел из кабинета.

Платова пристально посмотрела за заместителя. На работу всего коллектива областного суда сказывался сложный процесс по делу зверского убийцы, и все из чувства профессиональной солидарности должны были тактично содействовать его благополучному завершению. Тут же получалось наоборот.

 

...В дневнике Леонид Борисович в этот день сделал очередную, как всегда, короткую запись:

«Председатель суда Платова - судья! Зверская выдержка. Молодец!!! Держусь из последних сил, хочу заявить сам себе официальный самоотвод - уже сил нет».

Через неделю:

"Чикатило замыкается. Его задача: о деталях не говорить. Именно детали позволят суду дойти до Истины. Несет всякую чушь, абстрактные фразы - мол, общество довело, страшное и тупое общество. Платова предвидела: - "Он ничего не скажет. Не мучайтесь".

 

Прокурор области явно в угоду кому-то направил председателю областного суда свое представление "О нарушениях законности при рассмотрении уголовного дела по обвинению Чикатило А.Р.".

В нем доводилось до сведения председателя, что предание подсудимого суду проведено с нарушением закона, так как не поставлена судьей дата его проведения. Прокуратура не давала поручения участвовать в распорядительном заседании прокурору, имя которого указано в определении суда. Дело должно быть рассмотрено в закрытом судебном заседании. Судья делает подсудимому бестактные замечания. И как вывод: требование предать председательствующего по делу судью дисциплинарному наказанию.

 

Представление явно было направлено не по адресу, поскольку дать правовую оценку указанным нарушениям закона мог только Верховный Суд, а не председатель областного суда. В Верховный суд дело могло быть направлено только по завершении его рассмотрения с приговором или судебным определением по кассационной жалобе или кассационному протесту прокурора. Вопросы дисциплинарного порядка рассматривала коллегия, а не председатель. Прокурор области это знал. Почему же направлено такое представление? Оно не влечет за собой никаких последствий. Следовательно, преследуется цель - затормозить рассмотрение дела. Усилить психонагрузку на судью.

Копия представления была передана кем-то прессе. Его показывали адвокатам, другим юристам, проверяя степень серьезности, обоснованности и законности, просили про комментировать. Юристы воспринимали его как зацепку для торможения рассмотрения дела.

 

Платова подготовила и направила прокурору области ответ на его представление. В частности, прокурору области Платова сообщила: «Для привлечения судьи к ответственности за нарушение законности для рассмотрения судебных дел необходимо иметь итоги рассмотрения судебных дел вышестоящими судами в кассационном и надзорном порядке, которые определяют, насколько серьезные упущения и существенные нарушения процессуальных норм допустил судья. По этой оценке будет определяться наличие вредных последствий, наступивших в результате упущений в судебной работе, а также их характер и степень тяжести проступка, с чем может увязываться вопрос о вине судьи, ее форме и степени ответственности судьи, определения взысканы. Оценки, которые может дать администрация областного суда на основании Вашего представления, находятся за рамками уголовного процесса и в данной конкретной обстановке могут рассматриваться, как давление на суд и вмешательство в рассмотрение конкретного судебного дела. Процесс по делу Чикатило еще не окончен, и постановка вопроса об ответственности судьи преждевременна. Ваше представление оставлено без удовлетворения».

 

Один из корреспондентов газеты решил проверить правоту юристов и позвонил председателю областного суда по "трехзначному" - внутриадминистративному телефону:

- Будете ли вы давать ход представлению прокурора области?

- Да что вы? это же грубое вмешательство в ведение судебного процесса. Закон такое вмешательство запрещает. Или вы полагаете, что за ходом рассмотрения нет контроля?

 

Запись в дневнике Леонида Борисовича через три дня:

"Позиция прокурора стала ясна - закрыто слушать процесс. Слушать тихо, скрытно - не пойдет. Будем слушать открыто - пусть все знают и все слышат. Мне наплевать на их должностные и внутридворцовые игры. Жизнь детей мне дороже - может, это дело спасет сотню - других детей. Дай Бог"...

 

В одну из пятниц дневник пополнился записью:

"Прокурор Герасименко замучил. Очень явно выполняет социальный заказ на срыв судейского процесса. Я устал. Кошмарно тяжело. Практически ночи не сплю ... кошмары, кошмары, кошмары... и мальчики кровавые в глазах".

 

В ту же пятницу около двадцати двух часов Анастасия позвонила в Азов, домой Леониду Борисовичу. Она чувствовала, что он нуждается в звонке, только в ее звонке. Зов о звонке, как немой крик, зазвучал в ней. Оставив кухню с кипящим чайником на плите, поспешила к телефону. По коду набрала Азов и квартиру судьи. Телефонную трубку Леонид Борисович поднял моментально, как будто стоял рядом и ждал звонка.

- Что вы задумали сделать, Леонид Борисович? Что с Вами?

- Хочу в понедельник заявить себе самоотвод! Вы были правы: за четыре месяца судебного разбирательства этого проклятого дела я потерял двенадцать килограммов своего веса. Зачем мне это? Не могу выключиться. Все время перед глазами истерзанные трупы детей проплывают, постранично из тома в том все фотографии помню тексты экспертных заключений. А в заседании молчу. Меня все это разрывает или съедает. Горю изнутри.

- Спокойно, Леонид Борисович, такая у нас работа. Отыщите в кошмарной вашей видеоинформации позитивность, просвет. Ну, например, хорошо, что дело слушаю я, а никто другой. Дело феноменальное, его будут хранить вечно, и оно будет правильно разрешено.

Решение будет принято мной безошибочное. Я делаю полезное дело. Или что-то другое отыщите. А сейчас позвоните своим ребятам и наутро назначьте игру в футбол на самом одичавшем и заросшем стадионе или погоняйте с ними мяч в поле. Слейтесь с природой, ощутите движение и всмотритесь в преданные вам лица ребят. Вырвите себя из дела на всю субботу и воскресенье. Рыбалку организуйте. Вот, увидите, в понедельник обстановка изменится.

- К тому же по ходу судебного разбирательства выявляются серьезные упущения в работе оперативно-следственной бригады Генеральной прокуратуры, да и милиции. Им не хочется, чтобы это стало известно общественности, а ведь 55 представителей средств массовой информации ближайшего зарубежья и 35 корреспондентов из дальнего зарубежья не умолчат.

- Прокурор ведет себя так, чтобы сорвать процесс и дело передать в Москву, где его заслушают в закрытом процессе.

- Не удастся, Леонид Борисович.

- Удалось же "витебское дело" маньяка Михасевича, убившего 36 человек, рассмотреть "тихо". Об этом деле знают в основном юристы. Такое дело должно было стать предостережением для населения, тогда бы меньше было подобных дел. От участия тихого, скрытого рассмотрения мне и хочется спасти дело Чикатило.

- Все станет на свои места, поверьте мне, Леонид Борисович. Давайте доживем до понедельника. Уважьте мою просьбу - отдохните за субботу и воскресенье, чтоб хватило вас на следующую неделю.

- Хорошо, спасибо. Я сделаю так, как Вы советуете.

 

В понедельник по делу Чикатило сделан перерыв.

Потерпевший Фомин заявил отвод прокурору Герасименко, и суд удовлетворил его. Прокурор удален из процесса. Такого поворота никто не ожидал, в том числе и Герасименко.

- Основания к отводу?

- Потерпевший счел поведение прокурора необъективным, противоречащим интересам потерпевших и поддерживающим подсудимого. Его поддержали другие потерпевшие. Считают, что хочет сорвать процесс.

Анастасия по селектору соединилась с Леонидом Борисовичем в его кабинете: "Все по закону. Работайте спокойно".

В дневнике Леонида Борисовича появилась очередная запись:

"Прокурору Герасименко потерпевший Фомин заявил отвод. Удовлетворили!!! Занозу убрали. Будем слушать дело спокойно, не ожидая каждую минуту какой-нибудь подлости с его стороны. Пресса вопит (я удивляюсь: или ничего не видят, или не хотят видеть, или...). Платова - умница: так предвидеть. Все предвидела и предсказала. Опытнейшая судья".

 

После выведения из процесса Герасименко государственное обвинение стали представлять двое прокуроров местной прокуратуры. Новые прокуроры ознакомились с материалами дела, и его рассмотрение было продолжено.

Силы Леонида Борисовича "мышиной возней" вокруг его имени были подорваны, хотя он как никто из судей областного суда меньше всего поддается влиянию общественного мнения, создаваемого вокруг какой-либо правовой проблемы, а официальных установок, если они не выражены в форме закона, вообще не признает.

Его воля, упорство завершить рассмотрение дела, решительные независимые судейские действия, невозмутимо сдержанное поведение придавали Леониду Борисовичу ореол звездности среди судей, что вызывало зависть и следующую за ней напряженность со стороны коллег, или точнее сказать, неоднозначные оценки коллегами его личности.

Леонид Борисович хорошо чувствовал напряженное к себе отношение, но продолжал в сложных ситуациях принимать неожиданные решения, которые никак ординарными не назовешь. Так уж получалось, что он чаще других выступал в качестве возмутителя спокойствия. Коллегам же казалось, что Леонид Борисович "задирает нос".

 

Сам же Леонид Борисович в это время писал в дневнике:

"Боюсь сдвинуться. Голова раскалывается. Убитые дети, дети, дети... Ужас!!!

Цель одна - рассмотреть Дело! Веду дело дальше. Трудно, тяжело, а я веду. Боюсь сорваться, заболеть, боюсь провокаций со стороны прокуратуры. И бью дело к логическому концу. Надо ставить точку, какую - не знаю. Будем думать после прений".

 

Наконец пошли ровные, без юридического крючкотворства заседания. Два сменивших Герасименко прокурора не нашли никаких процедурных "проколов" в судебном процессе. Суть речи государственного обвинения сводилась к такой итоговой формулировке:

"Прошу при обсуждении меры наказания учесть, что подсудимым были совершены тягчайшие преступления а поэтому кара за содеянное должна быть самая тяжелая. По совокупности совершенных Чикатило преступлений прошу определить ему исключительную меру наказания - смертную казнь".

 

Защита просила: "Чикатило, тот, которого охарактеризовали свидетели - родственники, сослуживцы, соседи, не мог совершить этих преступлений. Их могло совершить существо, в которое превращал Чикатило его больной мозг".

 

Полярные просьбы: одна - казнить, другая - оставить Чикатило живым, но жизнь его должна проходить в психиатрической лечебнице. Решать суду.

 

Последняя перед приговором запись в дневнике Леонида Борисовича подтверждала, что он уже был способен смотреть на дело Чикатило со стороны: 

"Все теперь зависит от меня и от суда. Теперь я не связан условностями. Главное - приговор. Объявил провозглашение приговора через два месяца. Да, дело надо было слушать не мене года, но я бы не выдержал. Чувствую, еще месяц или два - и я сломаюсь. На такой приговор надо было взять месяца четыре. Дело не только во мне. А потерпевшие, они в большинстве, как живые трупы. Ради их детей я и держусь. Только их Дети еще дают мне силы. Говорят мне: ты что-то близко к сердцу принимаешь этих детей. Господи! Да куда же я денусь!!! Боже, я не видел ничего подобного. Они все прошли через мое сердце - эти Дети...

Мое сердце отказывается все это воспринимать. Я еще держусь»...

 

Прошло два месяца.

"Дошел!!! Выдержал. Масса прессы, людей - все это чепуха! Главное приговор. Вообще в любой момент может что-то случиться".

 

Приговор зачитывал Леонид Борисович на последнем дыхании.

 

Он приехал домой в Азов и сделал запись в своем дневнике:

"Финал, Боже, как я устал. Неужели "добил" дело? Если честно сказать, оно забрало у меня десять лет жизни. Я не жалею - я сделал все, что мог и даже больше".

 

Словарный запас, как бы красочен он ни был, никогда не передает ту гамму чувств, которую переживает судья. Бессмысленно передавать словами. Можно только чувствовать. И он чувствовал.

Леонид Борисович закончил дело, и у него начался сердечный приступ. Вместо больничного он взял отпуск, и весь месяц лечился, восстанавливая свои силы за свой счет, хотя силы расходовал в интересах общества. Ну, таким уж он сформировался.

 

Приговор проверила кассационная инстанция Верховного суда и оставила его в силе, без изменения. Вместе с тем кассационная инстанция прислала на имя Платовой письмо, где рекомендовалось обратить внимание судьи, что приговор написан слишком эмоционально, художественно, в приговоре употреблены выражения, неприемлемые в официальных документах, приводятся рассуждения, не относящиеся к обвинению, цитировались фразы, написанные с отступлением от "правовой терминологии".

Анастасия приняла замечания к сведению. Она понимала, что в приговоре Леонид Борисович, наконец, перестал молчать и выплеснул все, что его переполняло в связи с рассмотрением этого неординарного дела. Главное, установлена Истина.

Истине, то есть Подлинному Знанию, соответствует простой и естественный способ изложения. Когда профессионал высокого класса пожелает рассказать о своем мастерстве, природа вещей с точной необходимостью подскажет ему простой и естественный способ описания. Истинное описывается простым языком.

Изложение приговора, нафаршированное специальными правовыми терминами, как требует постановление Пленума Верховного Суда России, бывает понятно только специалистам. Судья считал: дело Чикатило должно быть понятно всем людям, ибо в нем установлена Истина. Истина же должна быть достоянием всех людей без исключения. Платова решила, как-нибудь потом, когда Леонид Борисович восстановит свои силы, она расскажет ему о замечаниях по приговору.

"Приходил в себя" судья еще полгода. А после оглашения приговора о применении к Чикатило высшей меры наказания _ смертной казни - прошли долгие месяцы, но приговор был приведен к исполнению.

 

Феноменального Монстра не стало.

Леонида Борисовича ожидали другие. не менее важные и сложные дела.

Вокруг дел, рассматриваемых под его председательством, часто и много говорила пресса. "Везло" судье по-прежнему.

 

Просматривая после отпуска скопившиеся за месяц газеты, Анастасия убедилась, в истекшем месяце судье было сложно работать! Одни заголовки статей чего стоят: "Детоубийцы ответят", "Начался процесс об убийстве Леши Тирацуяна", "В редакцию обратились девушки с письмом: убийцам дать высшую меру наказания".

Тяжело судьям сохранять объективность и оставаться справедливыми, когда отовсюду их "ориентируют", как им следует рассматривать дело и какой выносить приговор.

 

Вот и это дело. Анастасия вспомнила обвинительное заключение, прочитанное ею в порядке ознакомления с ним при поступлении дела. Девятнадцатилетний Михаил Белан - знакомый семьи Тирацуянов, нередко бывал у них в доме. Белан нигде не работал, но хотел жить красиво.

Для "красивой жизни" он занимался кражами, но кражи расходов не покрывали. "Красивая жизнь" закончилась большими долгами.

Их надо было отдавать Чекалину - "авторитету" преступного мира. Сумма долга была солидной. Где ее взять?! И тут Белан с другом Зеленым составили план. Решено было похитить тринадцатилетнего сына Тирацуянов - Лешу. Майским утром, сидя в машине, подождали идущего в школу Лешу. Когда Леша доверчиво подошел к машине, его захватили. Перевезли к одному своему знакомому, потом перепрятали. По телефону потребовали у отца Леши - 60 тысяч долларов.

Таких денег у Тирацуянов не было, Пришлось обратиться к банкирам. Деньги из условленного места забрал дружок Белана - Табунцов. Деньги для дележа отвезли в квартиру Резина, где были спрятаны учебники Леши. Хотя деньги были получены, "удалая четверка" решила Лешу убить. Лешу отвезли на пустырь и задушили шнуром.

 

Мальчик долго сопротивлялся. С пустыря тело пере везли в багажнике машины в район Ростовского моря. Зеленый лег в багажник рядом с Лешей, чтоб удержать его на случай, если он очнется. Резин вынес из своей квартиры веревку и пудовую гирю. Ее привязали к телу Леши. Тело бросили в воду. Убийцы принимали не зря меры предосторожности: по заключению экспертизы, Леша перестал дышать только в воде.

Отец Леши в зале суде был как каменный, мать рыдала, преступная четверка прятала глаза. Так сообщали газеты...

 

Зная Леонида Борисовича, прочитывая сообщения о ходе судебного процесса, Анастасия ощущала все то, что пережил судья. Судьи специально нарабатывают спокойствие, невозмутимость, отстраненность от событий по рассматриваемым делам, чтобы быть готовыми незаинтересованно, объективно и справедливо рассмотреть дело, чтобы быть готовым к любым "сюрпризам", возникающим или создаваемыми участниками процесса в ходе разбирательства дела. В деле Белана и его компании были такие сюрпризы.

Уже при установлении личности подсудимый Зеленый попытался уйти от наказания, изобразив из себя сумасшедшего. На вопрос судьи "Как ваша фамилия?" Зеленый ответил:

- Меня зовут Варавва, Я родился в 15 веке до нашей эры. Я прошел все семь кругов дантовского ада, чтобы создать совершенное зло.

Однако актер из Зеленого вышел плохой. А для Леонида Борисовича такие приемы были не внове. Он спокойно выслушал выступление Зеленого и обыденным голосом задал вопрос:

- Вы были ранее судимы?

- Нет, - четко и бойко ответил Зеленый, возвратив себя тем самым из пятнадцатого века до нашей эры в двадцатый век нашей эры.

- Садитесь.

Симуляция сумасшествия подсудимым Зеленым судьей была установлена просто и заурядно. Это понял и "Варавва". Понял, что его план избежать уголовной ответственности провалился и приговор ему придется услышать. От жалости к себе у него выступили слезы на глазах...

 

Дверь кабинета приоткрылась, и в кабинет вошел Леонид Борисович.

- Здравствуйте, Леонид Борисович, - Хорошо, что вы заглянули ко мне. Скажите, как завершился процесс по делу Белана и других по убийству Леши Тирацуяна. Мне еще не дали справки о результатах рассмотрения уголовных дел по первой инстанции.

- Трем основным исполнителям определена высшая мера наказания - смертная казнь.

- Повлияли газеты?

- Пришлось на период слушания дела исключить про смотр газет. Я смотрел только программу "Сегодня" по НТВ, там об этом деле ничего не говорилось.

- Вот И мне приходится наверстывать упущенное, прочитываю сначала заглавия статей, чтоб определиться в степени ценности информации, потом - текст. О чем вы хотели поговорить со мной?

- Пришлось определяться по независимости суда с прокуратурой, иначе правового государства у нас не будет, зашел посоветоваться с Вами. Видимо, такие ситуации будут повторяться.

- Леонид Борисович, независимость суда закреплена конституционно, - улыбнулась Платова, -

- О чем речь?

- Я удалил из процесса прокурора и рассматриваю уголовное дело без представителя государственного обвинения.

- Пожалуйста, подробности.

- Построение правового государства останется фикцией, если судьи свою независимость не будут утверждать при рассмотрении конкретных дел. Тенденция к независимости суда от давления властных структур явно обозначилась.

- Однако борьба за влияние на людей, на их судьбы, за приоритетность в правоприменительноЙ работе между прокуратурой и судом продолжается.

 

Оказалось: вполне рядовое дело превратилось в камень преткновения между областной прокуратурой и судом.

Работник одного из районных отделов милиции города Ростова-на-Дону Тикаев получил взятку от одной фирмы за прекращение уголовного дела. Обычный процесс, и никаких сенсаций по делу не ожидалось.

Леонид Борисович председательствовал в этом процессе и предложил прокурору Кирееву огласить обвинительное заключение. Прокурор отказался. Судья предложил повторно прокурору, как представителю государственного обвинения, зачитать обвинительное заключение. Тот отказался наотрез. Тогда суд отстранил прокурора от участия в деле.

 

Конфликт между судом и прокурором произошел из-за того, что традиционно по сложившейся практике обвинительное заключение зачитывал судья. Но не так давно в связи с введением суда присяжных в уголовно-процессуальное законодательство было введено положение, обязывающее в суде присяжных государственного обвинителя, то есть прокурора, зачитывать обвинительное заключение.

Леонид Борисович считал, коль скоро судья лично будет оглашать выводы предварительного расследования, которые могут оказаться неверными, то это все-таки оказывает воздействие на других участников процесса и ориентирует в сторону обвинения. И это обвинение как бы изначально поддерживает суд. Сложившаяся практика порочна, и ее надо ломать.

 

Судья объявил перерыв в слушании дела и предложил областной прокуратуре направить для участия в процессе нового государственного обвинителя. Прокуратура в своем письме судье сообщила, что он не прав и его действия не основаны на законе, однако новый прокурор (Лидия Стрельченко) изучил материалы уголовного дела.

В день продолжения слушания дела Тикаева новый государственный обвинитель в судебное заседание не явился. Судья переговорил с областной прокуратурой о причине неявки государственного обвинителя. Прокуратура пообещала когда-нибудь прислать прокурора в процесс. Леонид Борисович принял решение рассмотреть дело без участия прокурора. Рассмотрел дело с вынесением приговора.

 

- Ну, и что же вы теперь беспокоитесь? Прокуратура свои выводы сделала в обвинительном заключении, которое утвердил прокурор области. Таким образом, мнение государственного обвинения по делу известно. Суд наш и вы, в частности, весьма компетентны в вопросах права и в состоянии разобраться в деле. Судебная практика - это всего лишь практика. Она складывается и изменяется, и делают ее применяемой или неприменяемой суды и судьи. Молчание - знак согласия. Но будьте готовы к тому, что Верховный суд отменит ваш приговор, ведь для традиционного суда закон еще не обязал прокурора зачитывать обвинительное заключение.

Леонид Борисович улыбнулся. Улыбка его говорила об удовлетворенности, ибо свое мнение он сверил не с руководителем областного суда, а с единомышленником. Он все-таки привлек внимание к острой проблеме, и в новом уголовно-процессуальном кодексе такая нужная статья появится.

 

Начавшийся процесс демократизации общества и изменяющееся законодательство в отношении судов, а особенно провозглашение в Конституции Судебной власти, поставили суды в положение, когда всем стало ясно, что суды не являются органами по борьбе с преступностью. Суды выпали из привычной схемы, привычного конвейера, когда считалось: если преступник задержан милицией, прокурор обвинит его, а суду остается только одно - вынести обвинительный приговор. Совсем неожиданно для этого конвейера суды решили подчиниться закону и защищать закон, иметь свое мнение и отстаивать его, то есть стали наполнять себя независимостью. Не всегда это получалось удачно, безгрешно. Независимость судебной власти к судьям - ее носителям в пореформенной России XX столетия давалась непросто. Официально про возглашая независимость судей и судов, каждой власти, контролирующему органу или силовой структуре была не по душе} все же хотелось бы иметь "своих", "карманных" судей, фактически зависимых. В этом заложена суть многих конфликтов вокруг судей и судов.

 

Леонид Борисович чувствовал тенденцию и как мог боролся с нею.