Танаиты

Этот текст был написан  на конкурс «Во мне поёт ростовская душа». Были планы публикации отдельным сборником, но видно не срослось пока.

Нашему донскому городу повезло — совсем рядом обнаружилось древнегреческое поселение Танаис. А может это Танаису повезло, что рядом воздвигли крепость Дмитрия Ростовского повелением императрицы Елизаветы Петровны, в последствии преображенную в столицу Донского края.

Но речь не об этом.

Речь о поэтах, которые облюбовали древнее городище и стали жить там творя стихи. Как известно, поэты на особом положении в иерархии художественной элиты. Принято считать, что именно поэты задумываются над жизненными смыслами. Потом слагают стихи об этом. Вернее, стихи случаются.

Так случилось с поэтами-танаитами, они себя так назвали.

«Радостны мы, танаиты» - говорил Гена. Он свои стихи пел, иногда неестественно тонким голоском для его мускулистого кряжистого облика. Геннадий Жуков бард, равный среди равных основателей, так называемой, «Заозёрной школы». У него ещё много титулов, большую часть из которых он себе придумал. Однако его слава, особенно в донских краях не придумана, она есть, она существует и будет существовать покуда «жив будет хоть один пиит...».

До возникновения этой поэтической школы считалось, что поэтами можно стать только в Москве. Кстати, я тогда поспорил с этим утверждением на обсуждении первых книг поэтов «Заозёрной школы» в Союзе писателей Дона. Это двухэтажное здание на Пушкинской с великолепным холлом, где в одном углу располагался камин в другом рояль на подиуме. Обсуждение проходило в зале на первом этаже, где открывались множество дверей и можно было сразу выйти в сад, подышать, поговорить кулуарно. Тут же на первом этаже располагался Союз композиторов Дона, которых можно было пригласить и послушать песни на слова донских поэтов. Разве это не мечта, воплощенная в реальность. Но увы, мало кто оценивал по достоинству те блага. Ныне это здание вне зоны доступа для поэтов и композиторов.

Вернёмся к обсуждению книг. Мне досталось высказаться про книгу Геннадия «Эпистолы». На книгах значились только Имена. Разве этот факт не говорит сам за себя? Поэтические имена появились в Ростове на Дону а не в пресыщенной столице. Именно об этом я и сказал. Хотя повторюсь, для старшего поколения литераторов издаться в Москве было обязательным условием признания.

На Дону когда-то доказали, что большая литература делается даже в станице, такой как Вёшинская. Теперь она делается в Танаисе. Литература с крепкими пальцами, в которых если не знамя, то некий таинственный знак древнегреческий.

О многих стихах сборника было сказано в тот день, иногда я их цитировал. Когда стал читать стихотворение «Попутчица» Игорь Бондаревский не выдержал и перебил меня:

-   Разве так читают? Дай мне прочитать стих!

Игорь равный среди равных основателей «Заозёрной школы», один из первых слушателей всех этих стихов ещё в рукописях, имеет право, короче, выступить и перебить.

-   Ради Бога, - ответил я тогда, - читай... я свои то стихи не умею читать, не то что...

Он вышел , тряхнул гривой длинных волос, задрал орлиный нос и почти запел. У Игоря своеобразный говор, не спутаешь ни с кем. Его книгу «...Словно непобеждённые мельницы ветряные» тоже обсуждали тогда и он яростно спорил с рецензентом.

1989 год — время споров и больших надежд. Активные интеллигенты спорили с властями за право свободно распоряжаться своим временем жизни. Иногда они даже шли во власть.  И это было в стихах танаитов.

Помню,  как за четыре года до этого с началом перестройки зимой в Ростов на Дону прибыл литературный функционер из Москвы с фамилией Шевченко. Литобъединение «Дон» в полном составе собралось его послушать. Руководитель ЛитО Игорь Николаевич Кудрявцев, его боевые заместители Георгий Булатов и Гарри Лебедев, пригласили всех пишущих и страждущих поэзии на обсуждение подборки стихов Алексея Евтушенко — художника газеты «Вечерний Ростов». Хотели показать «товар» лицом.

Сначала направились в Дом Кино, где должна была произойти встреча. Вспоминаю Виталия Калашникова — равного среди равных основателя «Заозёрной школы» — обитающего на зимних квартирах в районе Набережной, в малахае и потёртой дублёнке и чуть ли не в валенках, подтягивался к Дому Кино. Морозы в ту зиму были изрядные. Оказалось обсуждение переносится в зал Союза писателей. Потянулись обратно. Наконец, высокий гость прибыл и обсуждение началось.

Алексей Евтушенко готовил выпустить первую книжку стихов «Избавление» и предоставил рукопись на обсуждение, как принято в ЛитО. Он бойко прочитал с десяток стихов, поправил очки и остановился послушать мнения.

Руководитель «Дона» предоставил слово высокому гостю, но тот предложил сначала послушать всех желающих. Желающие сразу нашлись, мёдом не корми, а дай покритиковать ближнего поэта своего. Дескать, у тебя там упоминается охота и всё, что с ней связано, а ведь стихи о любви. Как это? Да, мол, оправдывался Алексей, любовная охота, почему нет.

-   Особенно, когда любить охота... - неожиданно сказал гость.

Все засмеялись. В такой дружественной атмосфере прошло обсуждение, автора большей частью хвалили. Игорь Николаевич однако отметил, что рукопись сыровата и требует редакторской правки:

-   Вот у тебя в подборке с полсотни стихов. Выбери того кому доверяешь и принеси стихов двести-триста. Он выберет лучшие и, поверь мне, они таковыми и являются.

Заключительное слово московского литератора Шевченко было нелицеприятным для автора. Он сразу заметил, что фамилия автора яркая и это хорошо — обращает внимание — и плохо — ко многому обязывает.

-  Мне тоже не повезло с фамилией, - признался гость, - теперь вот мучаюсь. Понимаете, вы молодой человек, в стране происходят невиданные перемены... А стихи ваши... как бы это по мягче... на другую тему. Так можно было писать и вчера и десять лет назад... любовь... оно понятно. Но оглянитесь вокруг! Ведь вы идёте нам на смену, очень скоро вы будете руководить страной. И от вас зависит какой она будет, страна... Где будет: Гласность, Демократия, открытое общество, каждый из вас сможет путешествовать по миру, когда и куда захочет, а не сидеть... в этих стенах... Кстати, почему так холодно, батареи отключили?

-   Временные трудности с отопление, - нашелся руководитель ЛитО.

После обсуждения рукописи стали читать стихи все кто хотел. В первую очередь танаиты. Игорь Бондаревский прочитал своего «Нетопыря», чем вызвал кислую гостевую улыбку. Калашников прочитал «День всех святых».

-   У вас там есть строчка «Чьи-то плохие стихи о России» - вот видите, - обратил внимание гость, -  сами отмечаете этот недостаток. Отсутствует гражданский взгляд в поэзии...

-   Да, но ведь, это как раз и есть гражданская позиция. - пытается спорить Виталик. - Если не возможно публиковать в газетах стихи, то как же быть? Вы же заинтересованы в преемственности...

-   Примем меры, не беспокойтесь, - заверил гость.

Жуков не стал петь, а прочитал «Урок Кармы». Индийская философия гостю показалась чуждой, он подметил другое:

-   Ну причём тут дамские трусики? Серьёзное вроде стихотворение и такой ляп... непонимаю.

Лихой танаит Брунько, как всегда был в поэтическом запое и не присутствовал. Читали стихи Владимир Ершов, Луиза Машнева, Таня Фоминова и другие. Многие рвались засветиться перед столичным гостем, но время истекало. Гость собрал рукописи, которые ему подсунули, обещал посодействовать в публикации и... канул в Лету.

Хотя, как раз летом одна за другой вышли подборки стихов танаитов в городской газете «Комсомолец», где Игорь Кудрявцев работал литконсультантом. Была впервые опубликована поэма В. Калашникова « Хижина под камышовою крышей», которая произвела фурор в поэтическом мире. Уже тогда танаиты стали выступать со стихами и песнями по всей России.

С лёгкой руки Игоря Николаевича вышла моя подборка стихов.

Помню как заявился ко мне в мастерскую, я работал тогда художником в кинотеатре «Россия», Юрий Круглов со свежей газетой, стал поздравлять. Мы тут же сбегали в киоск «Союзпечать» в парке Горького, скупили десяток экземпляров, чтобы раздать друзьям. Такое не забывается, газетные тиражи в ту пору были огромные. Открывались горизонты книг и библиотек, границы духовности ширились на наших глазах.

Как раз в то время я решил сделать выставку портретов танаитов и не только. Директор пошла на встречу, разрешила выделить фойе кинотеатра под вернисаж. Около тридцати графических работ разместил на стендах и стены завесил. Как раз ко Дню города открытие сделал. Весь парк — в празднике, народу не то что сейчас, аллеи гудели, как пчелиные ульи. В кассы кинотеатра «Россия» очереди из сотен людей. Книга отзывов на выставке была заполнена от корки до корки, многие узнавали своих поэтов. Портреты я рисовал по памяти: делал наброски в блокноте во время выступлений, а потом делал большие портреты с фрагментами греческого орнамента вокруг. Под каждым портретом цитата из произведения автора. Они сохранились и я в прошлом году показывал их на выставке «Донская касталия, «Заозёрная школа» и другие»в зале ДГПБ.

При встрече тогда Виталик Калашников поблагодарил за экспозицию, но посетовал, дескать волосы длинные я ему нарисовал. Он всегда носил обширную шевелюру с вьющимися от природы кудрями. Мы даже шутили: кто кудрявей из поэтов, сам Кудрявцев или этот (показывая на Калашникова). Спор разрешался просто: а кудрявый — он один — Пушкин, сукин сын!

Перебравшись в Москву, Виталий укоротил свои волосы, а вместе с ними силу своего таланта, как легендарный Самсон. Сочинял немного, выступал со старым багажом, но Москву покорил. Приглашался на культовые передачи «Апокриф», «Антропология» и другие. Разъезжал с бардами  по фестивалям. Почти каждый год навещал Ростов. Окунался в привычную атмосферу южного колорита, который ему, уроженцу города Армавира, был близок. Но тянуло к перемене мест и любовных сердец. Побывал Виталий в Соединёных Штатах, слетал за океан, но видно счастья там не нашел.

Не нашел счастья и его друг Геннадий. Вечный скиталец, вечный мифический Пан, играющий на свирели. Ему были подвластны философские глубины стиха и задушевные песни. Однако домашнего очага, уюта он не имел. Только приют Танаиса давал силы. К тому времени были сняты телефильмы о «Заозёрной школе», появились клипы с участием Геннадия Жукова, Сергея Тимофеева, Александра Брунько. Казалось бы известность давала свои плоды. Но плоды срывались, проедались и пропивались.

Вспоминаю кафе «Зелёная Горка» в парке рядом с улицей Садовой. Круговые скамейки, где всегда собирались болельщики поспорить, обсудить игру ростовских и прочих футболистов, так называемая «брехаловка». Там встречались «заозёрники» в дни летних наездов на родину. На одной из таких встреч я подарил Жукову книжку своих стихов «Обладание», а он мне кассету с песнями, на которой написал только одно слово : «Будь!».

Мы сидели,  кушали вяленую рыбу под пиво. Калашников показывал фотографии свежей коллекции керамических подвесок для московских модниц кутюрье Юдашкина.

Подошли молодые, решительно настроенные, парни:

-   А где Бондаревский, который пропивает здесь свой талант?

Кто-то ответил, что талант — это собственность автора и он может делать с ним всё, что заблагорассудится. Игорь присутствовал и промолчал на такой своеобычный способ знакомства. Парням предложили пиво, они отказались, но стихи послушали и прониклись.

Может после этого Игорь совершенно прекратил употреблять спиртное, занялся компьютерной графикой, недавно участвовал в этом качестве на выставке в Донской Государственной Публичной Библиотеке. Про стихи он выразился так: всё что я хотел — я уже написал.

Что нельзя сказать о Геннадии. Как-то увиделись мы на похоронах Валерия Рюмина, редактора журнала «Орфей», издателя и поэта, скоропостижно скончавшегося на операционном столе. Тогда Жуков приглашал на свой Большой юбилей в Танаис. Сгорел он внутренне за три года. Последний раз я видел его на поэтической встрече в образе глубокого старика с палочкой. Глазам своим не верил. «И я не добр, но зла я не держу... вот я пришел... И вот я ухожу.» сказано в последней книге поэта «Не ходи сюда, мальчик».

В 2008 году Геннадий ушел от нас.

Через 4 года скончался в московской больнице Виталий. Трагическая история широко освещалась в прессе. Его погубила тяга к неизведанному. Подмосковье это не подростовье, где его любили.

В Недвиговки две могилы — одна против другой — два поэта нашли успокоение. В одной останки, в другой урна с прахом. «Придёт ли дева красоты, слезу пролить над ранней урной?» Девы приходят, приводят дочерей и сыновей. В них заложена искра поэтического огня, жизнь продолжается. Танаиты никогда не умрут.

Вадим Исачкин