Юрий Круглов. Парижский флакончик

Ростовский словарь представляет писателя Юрия Круглова.

Если кратко, то можно сказать следующее: историк (РГУ-ЮФУ); образ жизни - ростовчанин; путешественник в поисках открытий донской, казачьей культуры. Автор 12 книг, 300 радиопрограмм по истории Донского края. Книга «Многоликий мир казачества» рекомендована к преподаванию в школах и вузах. Автор путеводителя «Прогулки с умным и ироничным...» дают художественные картины старинных городов Ростовской области, какими они были и есть.

На радио создал университет «Удачеведения».

Задача его современных интересов проста и величественна: создание через художественные образы бренда Донского края! Не больше, не меньше! Нам представляется, что Ростовскому словарю сие по плечу, ибо... Ну, вы поняли. 

*    *    * 

«До чего ж курени тут высокие», - дивился Ляксей, оглядывая удаляющийся Лувр. Он вдыхал ночной воздух, жадно, с удовольствием. С рассвета протолкался в охране атамана. Батька Богдан был принят ихним главным попом Кардиналом Мазарини. Батька знал местные обычаи. В Париже знатные паны, как и в Варшаве, и в Киеве, появляются с богатой свитой. Туда отбираются самые ладные воины. Вот и батька отобрал в свиту самых добрых казаков. Да не просто видных, а тех у кого сабля висела сбоку совсем не для украшения. А Ляксей еще и мову французскую разумел. Научил в Сечи беглый французик. А еще хлебнул с батькой черноморской водицы в двух походах. Сабля в его руке оживала при виде врага. Недаром мечен он был от уха до подбородка изрядным шрамом. Сейчас Ляксея радовал только ночной воздух, а вообще-то он был зол. До того скудно покормили охрану в королевской кухарне. Одно порадовало: задиристый французик-толмач поинтересовался Ляксеевой саблей, дескать, шпага лучше. Утром во дворе Лувра на спор на добрый харч до первой крови скрестили они свои железки.

Француз оказался ушлый. Натерпелся от его наскоков Ляксей, но и шпагу эту лучше понял. Приемов с полдюжины разучил, а порезать себя дал таки и теперь должен был найти таверну «Еловая шишка» и по уговору накормить и напоить француза.

Гордый Ляксей весь вскипал при мыслио поражении. Теперь, поняв шпагу, он бы не дал так запросто с собой разделаться.

• -  Сызнова бы сойтись.

• -  И сойдемся. Пробьет час! Но сначала по уговору со скудных казачьих заначек – харч.

Таверна за мостом. На мост Ляксею казаки советовали ходить не иначе, как втроем, но сейчас он мрачно озирал черноту ночи. До того было досадно и денег страсть как было жалко.

Сзади зашоркали шаги. Четыре ноги. Это носилки – Алексей определил слухом воина сразу. И точно. Изящный, раззолоченный портшез несли два дюжих детины в алых камзолах с галунами.

«Видать знатная панночка», - подумалось Ляксею. Из-за зановесок его обдало ароматом восточных духов, только что вошедших в Парижскую моду.

Испуганные голоса и женский вскрик плеснулись в уши резко. Перебили Ляксею воспоминания о своих черноморских подвигах.

Впереди в темноте упало что-то тяжелое. Зашаркали ноги. Ног стало гораздо больше, в сапогах зацокали шпоры и подковы.

Ляксей остановился: «Не иначе грабят. Знамо, воровское место. Упреждали».

Он подумал без страха. Почти равнодушно. Рука легла на саблю скорее по привычке, чем осознанно.

«Мсье, мсье!» - фигура, обдавшая вновь волной восточных духов, в лунном свете вся блестела серебром. Платье на ней было – на Дону трех девок в такое укутаешь. Она почти ткнулась в его грудь и обвила тонкими ручками. Верещала по-своему. Но Ляксей понял ясно. Боится. А теперь и стало видно кого. Широкополые шляпы были надвинуты низко, из-под них чернели острые бородки. Блестели под луной кожаные камзолы и рукавицы с широченными отворотами. На Ляксея направилось с полдюжины блестящих в лунном свете нитей. Шпаги. Утром Ляксей их качество оценил. Они окружали его молча. Осмысляя ситуацию. Женщину он отстранил. Ему надо было высвободить руку. Одобрительные возгласы с их стороны не требовали перевода. Они было подумали, что он не будет вмешиваться. И правильно подумали. Не очень-то хотелось повиснуть на этой полудюжине спиц.

Двое схватили под руки женщину и потащили в темноту. Остальные стали отступать. Но тут один из них сделал резкий выпад. Воину он был понятен. В Ляксея полетел нож. Быстрый полуоборот и точенная французская железка брякнула на шестовую.

Ляксей вскипел: «Задевать казачину! Разбойное отродье!» Он пригнулся и рванул вперед. Его неловкий метатель не успел вытащить шпагу, и под ее обнажающимся клинком метнулся полумесяц Ляксеевой сабли. Она не промахнулась, но и Ляксей оценил противника. Тут же в бок ткнулось другое острие. Лиходеи свое темное дело знали. Другая шпага подцепила его саблю и стала выворачивать из руки, пытаясь прибиться к его груди. Запахло могильной землицей, но тут в воздухе взвихрилась нагайка. Она вылетела из Ляксеева сапога. Левая рука выхватила ее по давней боевой привычке. Вспомнился батькин совет: «Горяч ты Ляксей с саблей, но помни – казак бьет, откуда не ждали».

Шпага зазвенела по мостовой из обожженной витым шнуром руки. Другой отшатнулся, закрывая перчаткой глаз. Ляксею дали секунду, чтобы выправиться, и он успел. На то была казачья наука. Хлеща нагайкой непривычных к такому бою противников, Ляксей тут же заработал саблей. Рубанул пару раз и бросился в темноту. Там шумели. Женщина сопротивлялась, ей зажимали рот и тащили.

К Ляксею обернулся первый и атаковал сразу навскидку. Острие целило в грудь. Ляксей узнал этот прием. Утром именно так он и был подколот, но сейчас повтора не состоялось. Сабля обвила шпагу и вырвала из руки. И тут же настигла душегуба, тянувшегося за ножом к поясу. Последний противник просто бросил женщину и юркнул в темноту. Ляксей занес было саблю, желая его догнать, но полубесчувственная тоненькая фигура в пышном атласном платье упала ему на грудь вдругорядь. И вновь он подумал как это не кстати. Вдруг живорез обернется, ножом зацепит чего доброго. И уже не промахнется, если Ляксей будет паненку держать. Но шаги удалялись. Ляксей весь в запале схватки еще мог опустить саблю, однако было ясно, что торчать тут не стоило. Он сгреб даму и перебросил, как куль с мукой, через плечо. Пышные юбки почти загородили обзор.

«Час от часу не легче», - Подумал Ляксей, подаваясь в темный ближайший угол: «На кого ж я сейчас похож. Не иначе цыган или татарин, умыкающий девицу». Однако, друг француз подумает: зажал казак деньгу. Того допустить нельзя. Надо пробиваться к кабаку. Вот подивиться француз. Яку закуску казак принес.

Так и вышло. Его рот, жевавший до этой секунды яйцо, действительно так и застыл буквой «о». В бороде запутались крошки, а в руке замерла пивная кружка, когда Ляксей завел свою бледную, со спутанными волосами, спутницу. Дошатые полы кабака никогда еще не касались столь изящные ножки, и столь дорогие ткани подола ни разу еще не сметали здесь кабацкую шелуху. На счастье Ляксей в зале было пусто. В столь поздний час в таверну заходили только очень смелые люди. Как истинный француз Ляксеев друг сразу обратился к его даме. Склонился лихим кренделем в поклоне, поправляя шпагу и наскоро одергивая камзол. « Ишь, вспетушился», - раздраженно подумал Ляксей.

• -  Где наш славный друг нашел эту звезду? – обратился тот к Алексею.

• -  На улице, брат. Носит нелегкая ваших девиц. Не спится им у мамки под боком.

Алексей смолк, когда заговорила девушка.

• -  Она спрашивает в чьей свите ты состоишь? Откуда так лихо владеешь мечом, - перевел толмач, - Я поздравляю тебя, друг, она явно восторженно на тебя смотрит.

• -  Ее гляденья мне чуть головы не стояли, - буркнул Ляксей, - А про свиту скажи: первый, мол, царь Запорожской Сечи батька Богдан Хмельницкий до вашего главного попа по государственным делам приехал. А я его сторожий в этом разбойном городке.

Ляксей впервые разглядел лицо девушки. Очень мило на матовом лице темнели круги под глазами. Сказалось пережитое. Но карие глазки смотрели уже оживленно с явным восторгом.

• -  Она спрашивает твой господин Турок или Перс? Почему ты в огромных штанах т такой долгополой одежде? – голос Ле Гранжа выдавал иронию.

• -  Скажи, православные мы! А у турчан и персов как раз эти одежки и заимствуем в походах.

• -  Она хочет, чтобы ты сопроводил ее до дома.

Тем временем девушка порылась в складках платья и извлекла розового бархата увесистый мешочек. Раскрыла шнурок. Из него на черные доски стола брызнул десяток желтых кругляшей.

• -  Это твоя награда за храбрость! Ты явно нашел щедрую покровительницу.

Девушка протянула пару монет Ле Гранжу.

• -  Она просит меня нанять карету и проводить вас до дома. Видал, казак! Значит ты и в дом войдешь. Удачник, для первого дня в Париже.

Ле Гранж взял золото, подбросил монетки на ладони и вышел. А девушка всмотрелась в Ляксеево лицо. Ляксей почувствовал легкое головокружение. «Не иначе с голодухи! Глазки, конечно, необыкновенные, но к ним бы и шмат сала с цибулей, да граненый шкалик», - подумал казак. Девушка улыбнулась. Что-то негромко произнесла в полутьму зала и, не оборачиваясь, бросила золотую монету. Ей не дашь упасть. В Париже золотом не разбрасываются.

Мясо в соусе и кувшин с ароматным вином появились перед Ляксеем, не успел он сглотнуть голодную слюну. Едва выпил, как за окном таверны прогрохотала, подъезжая, карета.

По казацкому разумению, раз тебя накормили – надо отработать. Правда, он ей недавно, считай, жизнь спас, но делать этого не собирался и значит работой считать не может. Ох, нелегкая понесла его этой дорогой. Однако, деньги карман тоже не оттягивают, да и ночевать все равно где-то надо. В казарму идти долго. Тут в шинке оставаться скучно. А морочная эта дивчина его чем-то зацепила. Вообщем понеслась голова по кочкам. Держи Ляксей шапку в охапку. Сорвут на бегу, да вместе с головой. Сказал он это про себя, а на деле молча встал, оправил пояс и пошел за девушкой. Ле гранж, удивленно посматривая на казака, проводил девушку к карете. Галантности тот явно не учился. Ле гранж ее в карету посадил, а Ляксей подумал, что не худо бы саблю вынуть, да положить на колени.

Проколотый бок засаднило. А ведь кровь спеклась вокруг раны изрядным пятном. Ехали долго.

Ляксея укачало. Потянуло вздремнуть, но шум встречной кареты враз вскинул. Спина выгнулась, пальцы осмысленно ощутили рукоять, однако сполох оказался ложный. Карета проехала мимо. Остановились у богатого дома. Лакей открыл двери.

• -  Тудыть твою! – вырвалось у Ляксея, прошедшего в зал, - Ай да светелка. Тут полста молодцов гопака справно спляшут.

Зеркала, золоченая мебель, диваны и кресла в виньетках, изящные столики – ввели Ляксея в смущение. Покои, по казачьим меркам, государевы. Стены зала были отделаны жемчужно-розовым атласом в золотых полосках. На столик перед казаком юная служанка поставила хрустальный графин и тяжелый серебряный кубок. Раздосадованный своим смущением, Ляксей пальцем смахнул хрустального амурчика-пробку и принял графин с горла. И тут же поперхнулся. Горилка, матерущая, да еще и на травах. Такая однажды попалась ему в янычарских казармах, в палатах самого оги. «Нешто девка это пьет? – удивился Ляксей, - Лихая подруга». По груди разлилось тепло. От висков по лбу накатила хмельная волна. Ляксей заулыбался. Дивчина ему решительно понравилась. А где она? Куда подевалась? Перед Ляксеем возникла служанка. Смеясь одними глазами, она подала ему руку и повела за собой. Рученка такая нежная с узенькой ладошкой, она трепетала в большой, шершавой Ляксеевой лапе. Что это, спальня? Он понял не сразу. На помосте кисейный шатер в центре узенькой комнаты. По стенам картины. Девки да бабы одетые единственно в ленты. Ляксей уже насмотрелся на них стоя караулом во дворце, покуда высокие персоны вели свои долгие беседы.

Эжени смотрела на молодого варвара сквозь кисею занавеси и с трудом сдерживала улыбку. Увалень. Любой парижский шевалье в ее спальне знал бы что делать. А этот оглядывается, видно удивлен изрядно и к тому же прячется за то, что он пьян. Эжени знает мужчин. Триста экю стоила ночь в этом загородном доме. На спинку кресла у кровати свешивалась и кардинальская сутина, и мушкетерский плащ, и купеческий кафтан. Она не была жадной. Ее просто интересовала жизнь. Эжени уступала тому, кто ей был интересен. И сейчас она впервые наблюдала мужчину, которого про себя прозвала первозданным.

Обнажить саблю, подставить свою голову…Бретер сделал бы это за четыреста экю, не меньше. Шевалье из гордыни, и то если не был трусом, вояка, возможно, из-за желания подраться. Тут был немалый риск, и надо было стать очень хорошим воякой, чтобы устоять на ногах там на мосту. Он устоял. В Эжени проснулся интерес не только по привычке, и в постели она была ему благодарна.

На нее напали люди графа де Гиша. Порок был стихией графа. Презрение к людям и жестокость были его отличительными чертами. Эжени он хотел купить для грязной вечеринки друзьям, предлагал полтыщи монет. Но Эжени чувствовала, что тут жадность может дорого обойтись. Маленькое, бледное востроносое лицо графа в большом Париже было ей смешно и противно. Она отослала посыльного графа с деньгами обратно. Тогда граф прислал оскорбительное письмо. Он угрожал и оскорблял одновременно. Он считал, что для грязной, продажной сученки, даже сидящей в своем роскошном лукошке, внимание такого человека, как он - большая честь, не говоря уже о том, что он был щедр, как никогда. И вот угроза сбылась. Эжени везли к богатому виноторговцу. Возможно пузатого буржуа попросили выманить ее из дома, поскольку он проявил несвойственную ему щедрость, прислав с деньгами корзинку цветов. Конечно, граф обошелся бы с ней очень жестоко. Впрочем, интриги еще не кончились, но сейчас ей не хотелось об этом думать. Этот чубатый, круглолицый иностранец в смешных огромных штанах со своими турецкими усами ее забавлял. Эту ночь он явно заслужил, и ей было небезынтересно узнать, как он будет получать награду. И она окликнула его.

Она ждала грубости, но Ляксей удивил ее. Кончиками пальцев он касался алых сосков на острых грудках. Долго целовал коричневатую родинку под правой грудью. Эжени громко смеялась. Длинные усы очень щекотали тело. В любви матерый казармлюга оказался изряден. Эжени вдруг испугалась мысли, что она будет вспоминать о нем. Этого нельзя допускать. Это не нужно. Шелк ее платьев потому и обновляется, что каждый раз его оплачивает новый мужчина. Ляксей, поглаживая узкую ладонь с тонкими пальцами, представлял ее на узорчатом коромысле. А на нем два полных ведра… Или серп в такой ручке – немыслимое дело. Вспомнил животы баб, которых познал когда-то. Им и тройню вынашивать запросто, а у этой что за бедрышки? Уж поистине только грешной сладостью с такой заниматься. В работу она не годная.

• -   В своем крае ты рыцарь? Шевалье? – вдруг спросила Эжени.

• -  Да, моя ласточка. Казак я, а казаки распервейшие рыцари наших земель.

• -  Шевалье хвастун, - улыбнулась Жанет, но улыбка тут же погасла. Она вспомнила, сколько наемников герцога было на мосту.

Солнце нарисовало кружевами занавесок теневые узоры на полу. Лучик заиграл на позолоченной сабельной крестовине. Ляксей вскочил резко. По казачьей привычке двумя ногами на пол. Прыгнул в шаровары, в сапоги. Замотал кушак. Эжени только моргала в изумлении глазами. Как человек может так быстро надевать эти сложные просторные вещи, да и зачем их одевать так быстро? Вниз по животу прошла горячая струйка желания. Пусть бы он еще раз пощекотал ее своими вороными усами. Нет, он уже пристегивал саблю. Хотя и углядел в ее глазах заплесавшие лучики. Но в казарме его уже ждали. Не гоже доброму казаку бабиться, служба дороже. Ей стало грустно. В ней вспыхнуло раздражение. «Ну и уходи!» – выпалила она и схватив со столика хрустальный флакончик с золотой крышечкой запустила им в Ляксея. Он со смехом поймал в ладонь блестящую хрустальную штучку. И тут же нацепил ее на тонкий ремешок-очкур. И со смехом выбежал из дома.

Скорее на волю из размягчающего душу мирка подушек, перин, куда все проваливается и где все такое хрупкое для мужских рук.

Спустя год однажды ночью они выходили в море в ерик под обстрелом Азовских пушек. Хрусталь брызнул неожиданно резко. Разлетелся блестящей пылью, и весь струг обдало волной аромата изысканейших парижских духов. Среди багровых лиц, сведенных скул, налитых кровью глаз, среди зверской ярости и подавляемого, усилием воли, ужаса. Всполох орудийного огня осветил лицо Ляксея. Утирая кровь с рассеченной осколком щеки, Ляксей улыбался. Он все вспомнил…

Ростов-на-Дону, 2001г.